Продолжение книги В.Цой- “Кто нагнал цунами?”

Ежов умер. Да здравствует Ежов?

Опираясь на здоровые силы в партии и в народе, политбюро начало наступление. На январском 1938 года пленуме ЦК ВКП(б) Г.М. Маленков, выступавший с основным докладом, действия «троек» прямо назвал произволом, открыто бросил обвинение первому  секретарю Куйбышевского обкома партии П.П. Постышеву, что тот пересажал весь партийный и советский аппарат области. (Доходило нередко до абсурда. Например, в угаре «борьбы» он разогнал 30 райкомов партии, а их составы объявил врагами народа и подверг репрессиям за то, что те якобы не сумели разглядеть на обложках ученических тетрадей изображение нацистской свастики.) Реакция Павла Петровича на справедливую критику была самоуверенно-развязной: дескать, арестовывал, арестовываю и буду арестовывать, пока не уничтожу всех врагов и шпионов. Однако на сей раз пленум подобные настроения осудил, считая их «провокациями во всесоюзном масштабе», и потребовал «разоблачить карьеристов-коммунистов, стремящихся отличиться на репрессиях», а также «разоблачить искусно замаскировавшегося врага, стремящегося путем проведения мер репрессий перебить наши большевистские кадры, посеять неуверенность и излишнюю подозрительность в наших рядах».

На том пленуме за необоснованные репрессии досталось и Н. С. Хрущеву, его прямо назвали перегибщиком. Но он промолчал, сделав вид, что это его уже не касается, так как только что был переведен на работу в Украину. Вскоре из Киева пришел запрос на «лимит» в 30 тысяч (!) человек по «первой» и «второй» категориям. Как говорится, комментарии излишни.

Впрочем, нет, не излишни. Вот какой факт приводится в книге Л. Балаяна «Сталин и Хрущев». В июне 1938 года на съезде Компартии Украины один из его делегатов, будущий начальник Совинформбюро генерал-полковник А. Щербаков восторженно отмечал: «Настоящий беспощадный разгром врагов народа на Украине начался после того, как ЦК прислал руководить большевиками Украины товарища Хрущёва». О размахе этой «борьбы» красноречиво свидетельствует собственноручная записка Никиты Сергеевича в Москву в том же июне того же 1938 года: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Украина ежемесячно посылает 17–18 тысяч репрессированных, а  Москва утверждает не более 2–3 тысяч. Прошу Вас принять срочные меры. Любящий Вас Н. Хрущёв». (Понятно: просьба о «срочных мерах» означала не что иное, как требование призвать к ответственности тех, кто мешает «эффективно» расправляться с «врагами».) Примечательна реакция Сталина: «Уймись, дурак!» Но куда там! За 1938–1940 годы, когда «любящий» возглавлял партийную организацию Украины, в республике подверглось аресту 167 тысяч 565 человек, хотя в стране в тот период уже во всю шла реабилитация и несколько сотен тысяч незаконно осужденных были отпущены домой. Газета «Аргументы и факты» в №25 за июнь 2003 года привела слова руководителя созданной в 1992 году Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий А.Н. Яковлева: «Крови на совести Хрущёва не меньше, а по сравнению кое с кем (намёк на Сталина? – В.Ц.) и больше!».

Как знать, быть может, Сталин, не в силах смириться с порушенными планами и своим поражением, разгневанный происками партаппарата, замыслил справедливое  возмездие. В течение 1938 и 1939 годов практически все первые секретари – участники того июньского (1937 г.) пленума ЦК сами попали под репрессии. «Лихой» Постышев вскоре тоже оказался изолирован, а ровно через год, 26 февраля 1939-го, расстрелян. В конце апреля 1938 года был арестован и в начале февраля 1940 года расстрелян также «рекордсмен» (наряду с Н. Хрущевым) по запрашиванию лимитов 1-й категории Р. Эйхе. А как же Никите Сергеевичу удалось избежать участи своих единоверцев, более того, остаться в обойме руководителей партии и продолжать делать карьеру? Если получим ответ на этот вопрос, то, возможно, нам станут понятны и истинные мотивы его «борьбы» с им же взращенным «культом личности Сталина» и многое другое из событий того и последующего времени.

(Но ведь Сталин подписывал санкции на исключительную меру? Да, подписывал. Потому что у рабоче-крестьянской страны, живущей в окружении отнюдь не доброжелательных держав, действительно были враги – внешние и внутренние, и на их действия нельзя было не реагировать адекватно. Случались ли при этом ошибки? К сожалению! Случались ли при этом подставы? Сколько угодно! И то и другое не без подачи держиморд из органов – партийных и «правоохранительных» (кавычки обязательны). В той же статье «1937 год» приводятся следующие данные: так называемые «сталинские списки», документально подтверждающие его причастность к расстрелам, содержат 44,5 тысячи имен. Это, конечно, много. Однако это неизмеримо меньше приписываемых ему 700 тысяч. Давайте подсчитаем. 700 000 делим на 30 лет правления, получается 23,3 тысячи ежегодно, или 1,94 с лишним тысячи ежемесячно, или, если без выходных и праздников,  около 65 человек ежедневно, или, если не спать, почти 3 человека ежечасно. Так должен был выглядеть усредненный расстрельный график Сталина. Это правдоподобно? А когда же он занимался такими «мелочами», как коллективизация и индустриализация страны, как пятилетние планы развития народного хозяйства СССР, как разработка стратегических оборонительных и наступательных операций Красной Армии против немецко-фашистских войск в годы войны, десятками текущих задач, другими неотложными делами? Но ведь он еще много читал, был в курсе новинок литературы и искусства, писал теоретические труды, да и, элементарно, принимал пищу, отдыхал. Вот и получается, что именно Сталина следует реабилитировать.)

Январский 1938 года пленум ЦК ВКП(б) принял отдельное постановление о злоупотреблениях в органах внутренних дел. О масштабах и сути этих беззаконий дает представление, в частности, рассказ бывшего наркома внутренних дел Белорусской ССР А. А. Наседкина о своем предшественнике Б. Д. Бермане (нарком ВД БССР с марта 1937 по май 1938 г., отозван в аппарат НКВД в Москву, арестован в сентябре 1938 г., расстрелян, не реабилитирован):

«Это был сущий дьявол, вырвавшийся из преисподней. Он расстрелял в Минске за неполный год работы больше 80 тысяч человек. Он убил лучших коммунистов республики. Обезглавил советский аппарат. Тщательно выискивал, находил, выдёргивал всех мало-мальски выделявшихся умом или преданностью людей из трудового народа — стахановцев на заводах, председателей в колхозах, лучших бригадиров, писателей, учёных, художников. По субботам Берман устраивал производственные совещания. Вызывали на сцену по заготовленному списку шесть человек из числа следователей — три лучших и три худших. Берман начинал так: «Вот один из лучших наших работников, Иванов Иван Николаевич. За неделю товарищ Иванов закончил сто дел, из них сорок — на высшую меру, а шестьдесят — на общий срок в тысячу лет. Поздравляю, товарищ Иванов. Спасибо! Сталин о вас знает и помнит. Вы представляетесь к награде орденом, а сейчас получите денежную премию в сумме пяти тысяч рублей! Вот деньги. Садитесь!» Потом Семёнову выдали ту же сумму, но без представления к ордену, за окончание 75 дел с расстрелом тридцати человек и валовым сроком для остальных в семьсот лет. И Николаеву — две тысячи пятьсот за двадцать расстрелянных. Зал дрожал от аплодисментов. Счастливчики гордо расходились по своим местам. Наступала тишина. Лица у всех бледнели, вытягивались. Руки начинали дрожать. Вдруг в мёртвом безмолвии Берман громко называл фамилию: «Михайлов Александр Степанович, подойдите сюда к столу». Общее движение. Все головы поворачиваются. Один человек неверными шагами пробирается вперёд. Лицо перекошено от ужаса, невидящие глаза широко открыты. «Вот Михайлов Александр Степанович. Смотрите на него, товарищи! За неделю он закончил три дела. Ни одного расстрела, предлагаются сроки в пять и семь лет». Гробовая тишина. Берман медленно подходит к несчастному: «Вахта! Забрать его!». Следователя уводят. «Выяснено, — громко чеканит Берман, глядя в пространство поверх голов, — выяснено, что этот человек завербован нашими врагами, поставившими себе целью сорвать работу органов, сорвать выполнение заданий товарища Сталина. Изменник будет расстрелян!» Так проводилась «селекция» кадров, так лепился образ жестокого, кровожадного вождя-тирана. (Этот фрагмент из мемуаров выдающегося разведчика-нелегала Д. Быстролетова «Пир бессмертных» приводится в обзоре «1937 год», подготовленном главным редактором сайта «Академия российской истории» П. Мультатули.)

Подобный сценарий, с небольшими вариациями, был принят повсеместно. Арестовать и предать суду могли даже за простую оплошность. Все зависело от фантазии бесчестного следователя. Вспоминается в этой связи случай, на ухо нашептанный мне в детстве: наш сосед безвозвратно «загремел» в застенки НКВД за то, что в очереди нечаянно наступил на оброненную кем-то десятирублевую купюру – на ней, как помнит старшее поколение, был изображен Ленин.  А вот другая жуткая нелепость. Дядя моего школьного товарища Юрия Цзю был талантливым художником. Однажды какой-то завистник на обратной стороне только что законченного им полотна углем начертил крест и сообщил «куда следует». Доказать свою невиновность, несмотря на  абсурдность обвинения, подозреваемый не смог. Домашние его больше не увидели.

Такое, конечно, творили не только с корейцами. Именно в те годы стала крылатой циничная  фраза: «Был бы арестованный, а обвинение найдется». Погоня за «валом» определяла всю работу органов НКВД. Попытки установить ограничительные цифры и тем умерить усердие «по выполнению заданий товарища Сталина», как правило, игнорировались. Вот тому один пример из великого множества. 30 января 1938 года и.о. прокурора Краснодарского края Востоков докладывал прокурору СССР Вышинскому, что в тамошних тюрьмах содержится 16 860 человек при лимите в 2 760 человек. Словом, практика массовых репрессий оказалась неподконтрольна Политбюро и поставила государство на край пропасти. Это следовало прекратить.

17 ноября 1938 года вышло цитированное выше постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», которое должно было положить конец вакханалии беззакония. Вот этот примечательный документ, его стоит внимательно прочитать.

 

СОВЕТ НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ СССР

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ ВКП(б)

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

от 17 ноября 1938 года № 81

 

ОБ АРЕСТАХ, ПРОКУРОРСКОМ НАДЗОРЕ И ВЕДЕНИИ СЛЕДСТВИЯ

 

№ П 4387

 

СНК СССР и ЦК ВКП(б) отмечают, что за 19371938 годы под руководством партии органы НКВД проделали большую работу по разгрому врагов народа и очистили СССР от многочисленных шпионских, террористических, диверсионных и вредительских кадров из троцкистов, бухаринцев, эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов, белогвардейцев, беглых кулаков и уголовников, представлявших из себя серьезную опору иностранных разведок в СССР и в особенности разведок Японии, Германии, Польши, Англии и Франции.

 Одновременно органами НКВД проделана большая работа также и по разгрому шпионско-диверсионной агентуры иностранных разведок, пробравшихся в СССР в большом количестве из-за кордона под видом так называемых политэмигрантов и перебежчиков из поляков, румын, финнов, немцев, латышей, эстонцев, харбинцев и проч.

 Очистка страны от диверсионных повстанческих и шпионских кадров сыграла свою положительную роль в деле обеспечения дальнейших успехов социалистического строительства.

 Однако не следует думать, что на этом дело очистки СССР от шпионов, вредителей, террористов и диверсантов окончено.

 Задача теперь заключается в том, чтобы, продолжая и впредь беспощадную борьбу со всеми врагами СССР, организовать эту борьбу при помощи более совершенных и надежных методов.

 Это тем более необходимо, что массовые операции по разгрому и выкорчевыванию враждебных элементов, проведенные органами НКВД в 19371938 годах при упрощенном ведении следствия и суда, не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и Прокуратуры. Больше того, враги народа и шпионы иностранных разведок, пробравшиеся в органы НКВД как в центре, так и на местах, продолжая вести свою подрывную работу, старались всячески запутать следственные и агентурные дела, сознательно извращали советские законы, производили массовые и необоснованные аресты, в то же время спасая от разгрома своих сообщников, в особенности засевших в органах НКВД.

 

 Главнейшими недостатками, выявленными за последнее время в работе органов НКВД и Прокуратуры, являются следующие:

 Во-первых, работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу, предпочитая действовать более упрощенным способом, путем практики массовых арестов, не заботясь при этом о полноте и высоком качестве расследования.

 Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительной работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых «лимитов» для проведения массовых арестов.

 Это привело к тому, что и без того слабая агентурная работа еще более отстала и, что хуже всего, многие наркомвнудельцы потеряли вкус к агентурным мероприятиям, играющим в чекистской работе исключительно важную роль.

 Это, наконец, привело к тому, что при отсутствии надлежаще поставленной агентурной работы следствию, как правило, не удавалось полностью разоблачить арестованных шпионов и диверсантов иностранных разведок и полностью вскрыть все их преступные связи.

 

 Такая недооценка значения агентурной работы и недопустимо легкомысленное отношение к арестам тем более нетерпимы, что Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) в своих постановлениях от 8 мая 1933 года, 17 июня 1935 года и, наконец, 3 марта 1937 года давали категорические указания о необходимости правильно организовать агентурную работу, ограничить аресты и улучшить следствие.

 

 Во-вторых, крупнейшим недостатком работы органов НКВД является глубоко укоренившийся упрощенный порядок расследования, при котором, как правило, следователь ограничивается получением от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботится о подкреплении этого признания необходимыми документальными данными (показания свидетелей, акты экспертизы, вещественные доказательства и пр.).

 Часто арестованный не допрашивается в течение месяца после ареста, иногда и больше. При допросах арестованных протоколы допроса не всегда ведутся. Нередко имеют место случаи, когда показания арестованного записываются следователем в виде заметок, а затем, спустя продолжительное время (декада, месяц, даже больше), составляется общий протокол, причем совершенно не выполняется требование статьи 138 УПК о дословной, по возможности, фиксации показаний арестованного. Очень часто протокол допроса не составляется до тех пор, пока арестованный не признается в совершенных им преступлениях. Нередки случаи, когда в протокол допроса вовсе не записываются показания обвиняемого, опровергающие те или другие данные обвинения.

 Следственные дела оформляются неряшливо, в дело помещаются черновые, неизвестно кем исправленные и перечеркнутые карандашные записи показаний, помещаются не подписанные допрошенным и не заверенные следователем протоколы показаний, включаются неподписанные и неутвержденные обвинительные заключения и т. п.

 Органы Прокуратуры со своей стороны не принимают необходимых мер к устранению этих недостатков, сводя, как правило, свое участие в расследовании к простой регистрации и штампованию следственных материалов. Органы Прокуратуры не только не устраняют нарушений революционной законности, но фактически узаконивают эти нарушения.

 Такого рода безответственным отношением к следственному производству и грубым нарушением установленных законом процессуальных правил нередко умело пользовались пробравшиеся в органы НКВД и Прокуратуры — как в центре, так и на местах — враги народа. Они сознательно извращали советские законы, совершали подлоги, фальсифицировали следственные документы, привлекая к уголовной ответственности и подвергая аресту по пустяковым основаниям и даже вовсе без всяких оснований, создавали с провокационной целью «дела» против невинных людей, а в то же время принимали все меры к тому, чтобы укрыть и спасти от разгрома своих соучастников по преступной антисоветской деятельности. Такого рода факты имели место как в центральном аппарате НКВД, так и на местах.

 Все эти отмеченные в работе органов НКВД и Прокуратуры совершенно нетерпимые недостатки были возможны только потому, что пробравшиеся в органы НКВД и Прокуратуры враги народа всячески пытались оторвать работу органов НКВД и Прокуратуры от партийных органов, уйти от партийного контроля и руководства и тем самым облегчить себе и своим сообщникам возможность продолжения своей антисоветской, подрывной деятельности.

 

 В целях решительного устранения изложенных недостатков и надлежащей организации следственной работы органов НКВД и Прокуратуры — СНК СССР и ЦК ВКП(б) постановляют:

 1. Запретить органам НКВД и Прокуратуры производство каких-либо массовых операций по арестам и выселению.

 В соответствии со статьей 127 Конституции СССР аресты производить только по постановлению суда или с санкции прокурора.

 Выселение из погранполосы допускается с разрешения СНК СССР и ЦК ВКП(б) по специальному представлению соответствующего обкома, крайкома или ЦК нацкомпартий, согласованному с НКВД СССР.

 

 2. Ликвидировать судебные тройки, созданные в порядке особых приказов НКВД СССР, а также тройки при областных, краевых и республиканских управлениях РК милиции.

 Впредь все дела в точном соответствии с действующими законами о подсудности передавать на рассмотрение судов или Особого Совещания при НКВД СССР.

 

 3. При арестах органам НКВД и Прокуратуры руководствоваться следующим:

 а) согласование на аресты производить в строгом соответствии с постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 июня 1935 года;

 б) при истребовании от прокуроров санкций на арест органы НКВД обязаны представлять мотивированное постановление и все обосновывающие необходимость ареста материалы;

 в) органы Прокуратуры обязаны тщательно и по существу проверить обоснованность постановлений органов НКВД об арестах, требуя в случае необходимости производства дополнительных следственных действий или представления дополнительных следственных материалов;

 г) органы Прокуратуры обязаны не допускать производства арестов без достаточных оснований.

 Установить, что за каждый неправильный арест наряду с работниками НКВД несет ответственность и давший санкцию на арест прокурор.

 

 4. Обязать органы НКВД при производстве следствия в точности соблюдать все требования уголовно-процессуальных кодексов.

 В частности:

 а) заканчивать расследование в сроки, установленные законом;

 б) производить допросы арестованных не позже 24-х часов после их ареста; после каждого допроса составлять немедленно протокол в соответствии с требованием статьи 138 УПК с точным указанием времени начала и окончания допроса.

 Прокурор при ознакомлении с протоколом допроса обязан на протоколе сделать надпись об ознакомлении с обозначением часа, дня, месяца и года;

 в) документы, переписку и другие предметы, отбираемые при обыске, опечатывать немедленно на месте обыска, согласно статье 184 УПК, составляя подробную опись всего опечатанного.

 

 5. Обязать органы Прокуратуры в точности соблюдать требования уголовно-процессуальных кодексов по осуществлению прокурорского надзора за следствием, производимым органами НКВД.

 В соответствии с этим обязать прокуроров систематически проверять выполнение следственными органами всех установленных законом правил ведения следствия и немедленно устранять нарушения этих правил; принимать меры к обеспечению за обвиняемым предоставленных ему по закону процессуальных прав и т. п.

 

 6. В связи с возрастающей ролью прокурорского надзора и возложенной на органы Прокуратуры ответственностью за аресты и проводимое органами НКВД следствие признать необходимым:

 а) установить, что все прокуроры, осуществляющие надзор за следствием, производимым органами НКВД, утверждаются ЦК ВКП(б) по представлению соответствующих обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий и Прокурора Союза ССР;

 б) обязать обкомы, крайкомы и ЦК нацкомпартий в месячный срок проверить и представить на утверждение в ЦК ВКП(б) кандидатуры всех прокуроров, осуществляющих надзор за следствием в органах НКВД;

 в) обязать Прокурора Союза ССР тов. Вышинского выделить из состава работников центрального аппарата политически проверенных квалифицированных прокуроров для осуществления надзора за следствием, производимым центральным аппаратом НКВД СССР, и в двухмесячный срок представить их на утверждение ЦК ВКП(б).

 

 7. Утвердить мероприятия НКВД СССР по упорядочению следственного производства в органах НКВД, изложенные в приказе от 23 октября 1938 года. В частности, одобрить решение НКВД об организации в оперативных отделах специальных следственных частей.

 Придавая особое значение правильной организации следственной работы органов НКВД, обязать НКВД СССР обеспечить назначение следователями в центре и на местах лучших, наиболее проверенных политически и зарекомендовавших себя на работе квалифицированных членов партии.

 Установить, что все следователи органов НКВД в центре и на местах назначаются только по приказу народного комиссара внутренних дел СССР.

 

 8. Обязать НКВД СССР и Прокурора Союза СССР дать своим местным органам указания по точному исполнению настоящего постановления.

 

 СНК СССР и ЦК ВКП(б) обращают внимание всех работников НКВД и Прокуратуры на необходимость решительного устранения отмеченных выше недостатков в работе органов НКВД и Прокуратуры и на исключительное значение организации всей следственной и прокурорской работы по-новому.

 

 СНК СССР и ЦК ВКП(б) предупреждают всех работников НКВД и Прокуратуры, что за малейшее нарушение советских законов и директив партии и правительства каждый работник НКВД и Прокуратуры невзирая на лица будет привлекаться к суровой судебной ответственности.                                       

                                                                                       


Председатель Совета                                                      Секретарь Центрального

Народных Комиссаров СССР                                       Комитета ВКП(б)

 В. Молотов                                                                        И. Сталин 

 

 

 

Как видим, Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) дали жесткую оценку деятельности НКВД. Через неделю Н. И. Ежов был освобожден от должности наркома внутренних дел СССР. Но…

Странное впечатление создается от того, как это было сделано. Процедура была такой долгой и настолько осторожной, что возникает почти физическое ощущение: Сталин и его соратники опасались. Опасались? Чего же? Почти без риска ошибиться можно сказать: опасались, что «объект» почувствует, догадается, придет в ярость и свистнет свой «ОКОН» – «отряд костоломов особого назначения». Тогда никому мало не покажется. Судите сами. Действо проходило в несколько этапов. Сначала в апреле 1938 года Ежову навязали по совместительству еще и должность наркома водного транспорта. Потом в августе Сталин и Молотов целых четыре часа убеждали его согласиться на кандидатуру Л.П. Берии в качестве своего первого заместителя. И вот 23 ноября Ежов опять приглашен к Сталину, где уже находились Молотов и Ворошилов. А на следующий день, 24 ноября, вышло поразительно мягкое, компромиссное, если не сказать заискивающее, решение Политбюро ЦК ВКП(б): «Рассмотрев заявление тов. Ежова с просьбой об освобождении его от обязанностей наркома внутренних дел СССР и принимая во внимание как мотивы, изложенные в этом заявлении, так и его болезненное состояние, не дающее ему возможности руководить одновременно двумя большими наркоматами, – ЦК ВКП(б) постановляет: 1. Удовлетворить просьбу тов. Ежова об освобождении его от обязанностей народного комиссара внутренних дел СССР. 2. Сохранить за тов. Ежовым должности секретаря ЦК ВКП(б), председателя комиссии партийного контроля и наркома водного транспорта». И это несмотря на то, что в работе НКВД тогда произошли крупные провалы – буквально накануне, инсценировав самоубийство, скрылся в неизвестном направлении глава НКВД Украинской ССР А. Успенский, а до этого, как мы уже знаем, бежал к японцам начальник УНКВД по Дальневосточному краю Г. Люшков. (Такая деликатность при решении, без сомнения, давно назревшего вопроса невольно наводит на мысль: может, и не байка вовсе, что Ежов держал наготове ордер на арест Сталина?) Лишь спустя четыре месяца, в апреле  1939 года, то есть тогда, когда, по всей видимости, стало ясно, что «кровавый карлик» окончательно утратил влияние и власть над НКВД, решились засадить его за решетку. Расстрелян был этот наводивший ужас человек 4 февраля 1940 года, и Комиссия по реабилитации жертв политических репрессий, а также Военная коллегия Верховного Суда Российской Федерации не нашли оснований для его оправдания.

Сразу после освобождения Ежова от должности на места ушли телеграммы с прямым текстом: немедленно прекратить репрессии и распустить «тройки». Перехватив инициативу, сталинская группа уже в конце 1938 года добилась проведения первых судебных процессов над работниками НКВД. Им предъявили обвинение в фальсификации и надуманности дел, по которым судили, ссылали и казнили сотни тысяч людей. Так был остановлен Большой террор.

Волна репрессий резко пошла на убыль. В книге «Разгадка 1937 года» ее автор А. Елисеев приводит такие цифры, взятые из документов НКВД: в 1938 году по политическим мотивам было заключено  в лагеря, колонии и тюрьмы 205 509 человек – в два с лишним раза меньше, чем в 1937 году, а в 1939 году – 54 666 человек, то есть меньше почти в восемь раз. И это несмотря на то, что в 1939 году к СССР были присоединены Западная Украина и Западная Белоруссия, где на первых порах было много недоброжелателей советской власти. В те же годы были освобождены из тюрем и лагерей 327,4 тысячи невинно осужденных.

Казалось бы, законность торжествует. Но снова пошло-поехало. И снова тон задавали те, кто умел подстроиться под «требования дня», кто не останавливался ни перед чем, чтобы показать свою «беспредельную преданность вождю» и рапортовать об успешной борьбе с «врагами народа» – готов был заложить соседей, друзей, родных, молодых и старых. И именно это, пожалуй, вылилось во вторую волну «охоты на ведьм». Хотя системный характер произвола несколько затух, но совсем покончить с ним не удалось. Усилиями функционеров декларированная И. В. Сталиным чистка кадров превратилась в злоупотребления, злоупотребления – в новые репрессии, а новые репрессии – в новое кровопролитие. Органы НКВД совсем не спешили (и до сих пор, похоже, не спешат) отказываться от постулата Ежова: «Кого хотим – казним, кого хотим – милуем… Мы – это всё. Нужно, чтобы все, начиная от секретаря обкома, под тобой ходили».

Нынче и те, кто понес справедливое наказание, и те, кто пострадал невинно, значатся в едином списке «жертв сталинских репрессий». А надо бы разделить. Чтоб ясно было, кто начал и зачем, кто продолжил и почему, кто и по чьей злой воле получил 58-ю статью. Ведь иные «жертвы» сами настаивали на этих репрессиях, или активно в них участвовали, или способствовали им, или, в лучшем случае, не препятствовали.  Робкую надежду на истину принесло телевидение России 30 октября 2009 года. В сюжетах, посвященных Дню памяти жертв репрессий, вместо прежнего категорического «сталинские» чаще звучало определение «политические». Однозначно негативной, как прежде, оценки Сталина не было также в фильмах «Заговор маршала» (Тухачевского. – В.Ц.) и «Вольф Мессинг. Видевший сквозь время», показанных по каналам ОРТ и РТР в феврале и августе 2010 года. То же самое просматривалось в телефильмах «Старший сын Сталина» и «Василий Сталин. Сын за отца», вышедших на голубые экраны в 2011 году. И совсем в непривычном ключе – как вождь-человек – трактуется образ Иосифа Виссарионовича в сериале «Жуков», прошедшем на российском Первом канале в первые месяцы 2012 года.