ЭПИЛОГ

 

После того, как Виссарион и Феликс сошли на берег, для Анюты и Романа теплоход опустел. Анюта вновь потускнела, на лице прорезались морщинки, она ссутулилась и, казалось, стала ниже ростом.

Одиноко было и Роману, с той лишь разницей, что Анюта чувствовала себя покинутой, он же был удовлетворен тем, что Виссарион отправился к Сонечке, а Феликс… Бог с ним. Феликс был их другом и выкинуть его из своей жизни не так-то просто. Но если обстоятельства сложились так, что Феликс должен был уехать, что ж… Он, Роман, может обойтись и без него. А вот Анюта…

Конечно, Роман относился к ней не с прежним юношеским обожанием, но все равно очень нежно, с бережной заботой. Еще тогда, в детстве, когда она отдала предпочтение Феликсу, они с Висей отступили на задний план, снедаемые не столько завистью к нему, сколько тревогой за Анну. Они знали за Феликсом странное свойство характера – сочетание, казалось бы, несочетаемого. Он был верным другом для них, парней, и совершенно непостоянным с девчонками. Как Феликсу казалось, он искренне влюблялся в каждую из них, но уже вскоре спокойно переносил свою привязанность на другую. И Роман с Виссарионом считали, что девушки сами виноваты, – их другу все сходило с рук. Правда, девчонки на острове жестоко расправились с ним, но… даже это, видимо, не изменило Феликса. А Анюта с самого детства безоглядно влюбилась в Феликса и больше никого и ничего не видела.

Теперь все свободное время, а его на теплоходе было, хоть отбавляй, они проводили вдвоем – Анюта с Романом. Когда была хорошая погода, могли сидеть на палубе под тентом и часами молчать. Нет, это не было то тягостное молчание, от которого хочется бежать прочь. Им было спокойно и комфортно сидеть и молчать, и, казалось, что они за это время сумели о многом поговорить. Так бывает только у очень близких людей.

Но однажды Анюта заговорила. Она стала рассказывать о Светланке. Нет, не о тех подробностях роста, о которых так безумно любят поговорить матери. Она говорила о самом больном.

– Ты знаешь, Рома, как я обрадовалась, когда увидела, что моя девочка беленькая и золотоволосая. Ничего от Феликса в ней не было. Только мне, знающей, кто ее отец, были видны прелестные черточки смеси крови. И вот тогда, в ту минуту, я решила, что ни при каких обстоятельствах я не скажу ей и окружающим, что ее отец – кореец. Ведь в тот период я столько натерпелась от того, что была связана с корейцами. А какой ценой мне достался Петя! Я же рассказывала. Но всего не перескажешь. Если можно было бы увидеть человеческую душу, то на моей определенно остались шрамы от переживаний тех лет. Тогда-то я и записала ее в сельсовете, благо председателем была Октябрина, помнишь, влюбленная в Граната Сильвестровича? Так вот, записала дочь под фамилией Тенева. Это от фамилии отца – Тен, чтобы хоть что-то напоминало о Феликсе. А отчество дала свое – Владимировна. Имя у Фельки очень уж приметное. А я тогда всего боялась. Я думала, узнай в НКВД, что отец у Светланки кореец, ее отберут у меня. И вот с тех пор приходилось все время обманывать мою девочку. Конечно, она спрашивала, где ее папа. Отвечала, что погиб на войне с японцами при Халхин-Голе. И она была горда тем, что ее отец – герой. Он же защищал родину. А на самом деле, как родина поступила с ее отцом?! А Светланка росла умницей и красавицей. Это от отца, думала я, и мучилась, что не могу ей обо всем рассказать. Ведь ты знаешь – единожды соврав, приходится лгать на каждом шагу… И даже о своих родителях ничего не говорила девочке, а ведь они жили рядом, в Благословенном… И только сама съездила на их похороны – старики скончались в одночасье от тифа, так и не повидав внучку…

– Следствие тогда пришло к выводу, что Светочка погибла от несчастного случая… А вот мне кажется, что все было не так, как мне официально объявили. Здесь, на теплоходе, этот механик с усами порывается поговорить со мной, но что-то останавливает его. Может, он хочет поведать тайну гибели моей Светланки? Мог же он работать здесь пятнадцать лет назад и знать правду…

– Да брось ты с этим механиком, – Роман испугался, что Анюта может добиться откровенного разговора с усатым моряком. По поведению механика ему показалось, что тот действительно знает что-то такое, о чем непременно хочет рассказать именно Анюте. А для чего ей это теперь? А особенно после полупризнания Феликса. Роман ничего не знал, но чувствовал, что если раскроется правда, то она будет страшной. И, главным образом, для Анюты. Он должен отвести новую беду от нее. – Да брось ты! – повторил он, смеясь. – Просто этот усатый механик влюблен в тебя и хочет признаться в этом, на что-то надеясь. Ты что, дала какой-то повод надеяться, а? – и Роман посмотрел на нее, хитро прищурившись.

– Да ты что! Ты что! – замахала она руками и засмеялась звонким девчоночьим смехом, отчего Роман подумал: неистребимо кокетство в каждой женщине. Как они любят кому-то нравиться! А Анюта, успокоившись, призналась с нервным смешком: – Сегодня же этот рыжий механик, увидев меня, шарахнулся, как черт от ладана. Странно… После Комсомольска я его вообще не видела.

Она надолго замолчала, и вновь печальные тучки набежали на ее лицо.

– Ты знаешь, Рома, ведь в тот год, когда это случилось, я хотела рассказать все Светланке. Она уже стала взрослой, да и времена изменились. Уже немало корейцев вернулось в Приморье, и у нас появились. Их, конечно, не очень привечали, но не гнали, не арестовывали. А я не могла уже хранить такую тайну от дочки. Я уже писала во все концы, искала Феликса и вас. Так надеялась, что Светланка наконец обретет отца, встретится с ним. И кто знает, может, получилась бы у нас семья. Ты видел, каким он был здесь, нежным и внимательным. Мне что-то кажется, что не складывается у него жизнь с той семьей. Я не спрашивала, но чувствую… Видно, не судьба. И в тот год Светланка вдруг не притехала на каникулы домой. Подрядилась работать аж в двух местах. Решила заработать на путевку. Хотела прокатиться на теплоходе. И вот… А я так ничего не успела ей рассказать… Может, это и к лучшему. Лишние переживания были бы для девочки… Единственной памятью об отце у нее был медальон, который мне подарил еще мальчишкой Феликс. – Анюта растроганно улыбнулась. – Я еще вырезала из общей фотографии нашего класса голову Феликса и вложила в медальон. Только однажды, купаясь, забыла снять. Фотография испортилась… Унесла его с собой Светланка, так и не узнав отца…

Роман слушал ее, и сердце разрывалось от жалости. И в то же время злость на Феликса захлестывала его сознание. Ему хотелось закричать Анюте: “За что ты любишь этого подонка? Он сам сказал, что виноват в гибели Светланы! Ты должна проклинать его! Он – причина всех твоих бед!” Но Роман не мог сказать этого ради самой Анюты. И молчал, печально глядя на нее, как преданный пес смотрит на хозяина, которому будет верен до конца.

 

Теплоход подходил к пристани Благовещенска. Там уже вовсю разорялись репродукторы, выплескивая звуки вальса “Амурские волны”. Но вместо того, чтобы поднимать настроение, эти оглушительные звуки вызывали лишь глухое раздражение.

Все пассажиры “Невельского” выстроились вдоль борта. Народу на пристани было мало, потому что встречали в основном благовещенцев.

Резко раздавались команды, подаваемые в мегафон, и палуба под ногами мелко подрагивала от постоянной смены режима работы двигателей.

– А вон мой Феликс, – неожиданно закричала Анюта и восторженно замахала кому-то на берегу.

Роман вздрогнул. Этого он, конечно, никак не ожидал. Но на пристани не было знакомой высокой фигуры друга. Роман недоуменно посмотрел на Анюту, продолжавшую махать обеими руками и даже подпрыгивающую от радости. Перехватив его взгляд, она поняла, в чем дело, и уточнила:

– Вон мой Феликс! Видишь, солдатик в форме? Худющий такой. Смотри, в одно голенище можно было бы всунуть обе его ноги. Это же Феликс, мой внук. Сын Петеньки. Петьки-корейца. Помнишь, которого мы спасали? А вон и сам Петя. И как они догадались встретить! – В ее словах слышалась озабоченность, что она доставила им лишние хлопоты. Но больше всего, конечно, неописуемая радость и благодарность. Она вновь помолодела. В глазах стояли слезы, но не печали и грусти.

– Фе-е-ликс!Пе-етя! – сложив руки рупором кричала Анюта, но разве в царящем гаме можно было расслышать слабый голос женщины? Но встречающие вдруг увидели ее. И враз, подняв руки, замахали, что-то крича, но видно было лишь, как у них открываются рты.

– Смотри! Смотри! – внезапно оживился Роман. – А меня, оказывается, тоже встречают. Во-он, видишь справа, у самого края пристани будка серая, а рядом с ней женщина. Видишь? Она с букетом цветов.

Анюта проследила за рукой Романа и радостно закивала.

– Вижу, вижу! А это кто?

– Это же Маргарита. Надо же! Аж из Алма-Аты прилетела… Моя Рита… –последние слова Роман произнес тихо, но Анюта все равно услышала. Радуясь за него, она чмокнула Романа в щеку. Потом объяснишься, – рассмеялась Анюта. – Я так рада, я так рада! – и вновь, обернувшись к берегу, замахала, теперь уже и Маргарите тоже.

Не успели Анюта и Роман сойти с теплохода, как попали в объятия родных.

– Вот, познакомьтесь. Это мой сын Петя и внук Феликс, – не без гордости представила Анюта. – А это дядя Роман, про которого я вам столько рассказывала. – Они обменялись мужскими рукопожатиями.

– И вы познакомьтесь с моей женой. Ее зовут Маргаритой.

– Тетя Маргарита, и бабушка Маргарита, – поправила Анюта, и все засмеялись.

– Да, мама, – спохватился Петя, – доставая из кармана серый телеграфный бланк. Вот, прислали из Владивостока. От каких-то Сони и Виси…

Анюта выхватила телеграмму и быстро пробежала глазами.

– Вот здорово! – просияла она. – Слушайте. Это от нашего Виси! “Сердце не обмануло тчк Соня вернулась четыре дня раньше тчк Счастливы безмерно тчк Надо сообщить новости тчк Если возможно зпт позвоните Благовещенска зпт пока Роман не уехал тчк Телефон шестьдесят пять – восемьдесят восемь – тридцать два тчк Целуем тчк Соня зпт Вися тчк”

– Что это за новости хочет сообщить и так срочно? – в раздумье проговорил Роман. Оглянувшись, спросил у Пети:

– Не знаешь, в порту есть почта?

– А вот он, узел связи, – указал Петя на приземистое одноэтажное здание в десятке метров. – Там есть и междугородный телефон.

– Пойдем, позвоним Виссариону, – предложил Роман и, взяв Риту под руку, зашагал вперед. Остальные последовали за ними.

Владивосток дали минут через тридцать. В кабину вошли Роман и Анюта. Минут через десять они вышли распаренные, как из бани. Лица обоих были возбужденными.

– Вот что мы решили. Сейчас поедем все к нам, в Ин-Корейское. Дня через четыре приедут дядя Вися и тетя Соня. А потом вместе отправимся в Благословенное. У тебя, Феликс, когда кончается отпуск? О, Боже! С этими волнениями совсем забыла, что ты уже демобилизовался! Поздравляю, дорогой солдатик. Вот здорово! Опять будем в нашем Самали все вместе – Роман, Виссарион, я и … Феликс, – вновь порывисто обняла засмущавшегося парня Анюта, а Роман подумал: “Заменит ли этот Феликс того? Нет. Пожалуй, никто никогда не заменит Анюте ее Феликса”.

Они все вместе шумной гурьбой двинулись вверх от пристани. И никто не обратил внимания на одинокую фигуру, стоящую поодаль и грустно провожающую их глазами. Это был механик с теплохода “Геннадий Невельской” Гаврила Снегирев, которому довелось последним видеть Светлану.

 

13 сентября 1999 года

Алматы