Из рукописи книги Ге
Хак Рима “Жизнь после жизни”
С СЫНОВНЕЙ ЛЮБОВЬЮ
Антонина Казимирчик,
(Казахстан)
Как в капле воды отражается океан, так по истории одной семьи можно судить об истории целого народа.
Автор этих коротких записок Ге Хак Рим – четвертый и последний сын Ге Бон У – Героя Кореи, ученого и просветителя.
«Всего только 44 года», как он говорит, отдал воспитанию казахстанских детей в ауле Тюменарык, куда по окончании исторического факультета Кызылординского пединститута был направлен в 1951 году и где работал до самого выхода на пенсию. С детства Ге Хак Рим пережил все, что было отпущено судьбой советским корейцам.
Он единственный из детей ученого родился в Советской России, во Владивостоке, в 1926 году. Все остальные дети родились во время скитаний отца.
Единственная дочь Ге Хва Рим (1909 – 1989 гг.) родилась в Корее. Окончив педтехникум, еще на Дальнем Востоке работала учительницей.
Старший сын Ге Тха Рим (1914 – 1949 гг.) родился в Китае. По окончании Комвуза в 1932 году тоже преподавал до 1943 года, но жизнь заставила переменить профессию – на его руках оказались пожилые родители и младший брат.
Он освоил бухгалтерское дело и до конца своей короткой жизни работал в МТС.
Сын Ге Ден Ним (1916 -1994 гг.) родился в Китае. Приехал в Казахстан и в Кызылорде окончил сельскохозяйственный техникум, в 1941 году.
Он начал трудиться совсем молодым участковым механиком в Кармакшинском районе и вышел на пенсию главным механиком кызылординского треста “Риссовхозстрой».
Сын Ге Чан Рим (1920 – 1999 гг.) родился в Китае и закончив Самаркандский институт народного хозяйства, начал работать по специальности “товаровед”, а ушел на пенсию начальником Кызылординского облплодовощторга.
Автору этих воспоминаний было 11 лет, когда первым эшелоном вместе с родителями прибыл с Дальнего Востока в Кызылорду.
Один год учился еще в корейской школе, а после ёё закрытия перешёл в русскую. Большинство корейцев-педагогов вынуждены были менять профессию или стать безработными, как и Ге Бон У.
Мальчик, ранее учившийся отлично в классе, где преподавал его отец, оказывается «без языка», теряет интерес к учебе и, едва-едва дотянув до 9-го класса, оставляет школу,
чтобы работать и помогать семье. Удивительным образом он обнаружит потом в биографии отца такой же период мальчишеской вольницы и такое же возвращение к учебе, во взрослой жизни.
Шла Великая Отечественная война. В Кызылорду эвакуируются многие вузы с юга России и Украины, в частности, Крымский мединститут.
Соблазн стать студентом был так велик, что юноша на пишущей машинке печатает себе аттестат, заверяет его какой-то печатью, … успешно сдает вступительные экзамены и поступает в институт.
Но стать врачом так и не удалось. После трех месяцев учебы его призывают на трудовой фронт и опять, как в 1937 году, «красный эшелон» – поезд из теплушек – везет около 600 корейцев из Казахстана и Узбекистана на Север в незнакомый им городок Ухта в Коми АССР.
Позже Ге Хак Рим узнает, что на его долю выпало прикоснуться к страшной системе ГУЛАГа. Трудармейцы работали рядом с заключенными. Так же, как «врагов народа» и уголовников, под конвоем по огромным сугробам, полуголодных, полураздетых, их гоняли в нефтешахты, где они выполняли самую тяжелую физическую работу. Ге Хак Рим сначала был молотобойцем в кузнице, а потом ему удалось
перейти на более легкую работу в группу геологов, что и спасло ему жизнь. Едва ли слабый здоровьем 18-летний юноша долго протянул бы в кузнице.
Почти три года Ге Хак Рим находился на Севере. Лишь летом 1946 года его старший браг сдал его документы в Кызылординский педагогический институт. Это и освободило юношу от рабского труда. Он вернулся из снегов Севера в уже
родной теплый город и стал учиться в институте. Через четыре года он по направлению государственной комиссии прибыл в Тюменарык, где и работал «всего 44 года». В память об этих годах остались скромные, но дорогие награды: медали «За
доблестный труд в годы Великой Отечественной войны» и «Ветеран труда», Почетная грамота Министерства просвещения Каз. ССР.
Осознание, какой вклад внес в историю науки и культуры корейского народа и каким человеком был Ге Бон У, к его детям пришло, когда они стали взрослыми. Трудно подростку понять, что пишет
целыми днями, прихватывая ночи, склонившийся над низеньким скрипучим столиком отец и чем он озабочен. Да и время было такое, что неизвестно, чего ждать от писательства отца.
Не будем забывать 1937 год, который стал для корейцев годом расставания с Родиной, а был еще 1938-й, когда были расстреляны или отправлены в ГУЛАГ многие представители корейской интеллигенции.
Скромный учитель начальных классов, молчаливый и уже пожилой, не привлек внимания карательных органов.
А потом, после закрытия корейских школ, он и вообще перебрался к старшему сыну, тоже учителю, в аул. Стал вести жизнь пенсионера. Откуда даже всевидящему НКВД было знать, какая личность, какой могучий интеллект кроется под
обликом уставшего от жизни старца!
Дети любовно сохранили все написанное отцом, а когда настала пора больших перемен, Ге Хак Рим и его сестра Хва Рим приложили все усилия, чтобы сделать труды отца достоянием ученых-востоковедов.
В воспоминаниях Хак Рим рассказывает, сколько раз ему пришлось писать в различные научные учреждения, часто встречая напоминание значения работ сосланного в Казахстан педагога, не прекратившего своих научных изысканий.
Даже московские специалисты-корееведы, хорошо знавшие о судьбе дальневосточных корейцев, не понимали, в каких немыслимых условиях писал свои исторические и филологические труды Ге Бон У.
Лишь могучая память ученого-самоучки была ему источником сведений о родной истории и языке.
Благодаря младшему сыну о Ге Бон У говорят теперь как о Герое Кореи (посмертно награжден правительством Кореи орденом “За заслуги в строительстве государства «Докниптян»), ученом и публицисте, а его труды изданы на исторической Родине, для которой его следы потерялись в 20-е годы на
Дальнем Востоке.
Как это случилось, читатель может узнать из предлагаемой книги.
Дети ученого-революционера, кроме Ге Хак Рима, не дожили до тех дней, когда об их отце пишут газеты, когда приезжают делегации с Родины, чтобы поклониться его праху.
Ге Хак Рим, его дети, племянники, внуки и друзья основали Фонд им. Ге Бон У и сейчас заботятся о увековечении памяти своего предка – ученого и революционера.
Наследие Ге Бон У и его жизнь еще подлежит изучению и систематизации, чем и занимаются сейчас исследователи и издатели его трудов в Республике Корея. Воспоминания сына ученого Ге Хак Рима помогут понять жизнь этого замечательного человека.
Места, где жил великий человек, священны.
Через сотни лет звучат его слова.
Его деяния – внукам.
Гете.
Из воспоминаний об отце
Ге Хак Рим,
Казахстан
Я счастлив тем, что дольше других детей жил под крылом своих незабываемых родителей.
Мне, самому младшему из четвертых, от них досталось больше сердечного тепла и ласки. И мне очень хочется, чтобы память о нашем отце, и основателе рода Ге в России, осталось жива в памяти его потомков, чтобы они представляли как живого человека и знали его труды и мысли.
После долгого скитания автобиографическая повесть Ге Бон У «Сон во сне» увидела свет в г. Сеуле в 1996 – 1997 г.г. наряду с рукописями: «История корейской литературы», «История Кореи» и «Восстание Донхаков» на корейском языке.
Учитывая возрастающий интерес обрусевшей Корейской диаспоры СНГ к истории своих предков, и для того чтобы вдохнуть дух патриотизма молодому поколению на примере жизни и деятельности национальных героев, у меня возникло желание перевести повесть отца «Сон во сне» на русский язык. Но как? Моя мечта сбылась в марте 2006 года – когда в Кызылорде после моего выступления на научно-практической
конференции в университете им. Коркыт – Ата, на котором присутствовали ученые из г. Кенги (Корея) с Президентом культурного фонда провинции Кенгидо господином Тэ Хо Сином (бывший министр культуры). Внимательно выслушав мое выступление, он обратил внимание на мои проблемы и тут же поручил Ким Филу (директору института Средней Азии) организовать перевод и издание книги с помощью нового спонсора в лице президента университета г. Дэджина (Корея) господина Ли Чун Су.
Так вот, книга “Сон во сне” завершается рассказом Ге Бон У о прибытии в город Верхнеудинск (г. Улан-Батор) в конце 1920 г. через пустыню Гоби Монголии. Почему автор не продолжил свою повесть событиями, происшедшими хотя бы до 1955 года?
Ведь время было, но какое? Возможно, он считал более важным закончить другие труды?
Его последними изысканиями за 4 года до смерти являются: «Словообразование корейских слов» и «Правописание корейских слов», написанные в 1955 году.
Я как последний сын отца снова взялся за ручку, чтобы рассказать о жизни отца с начала 1921 года до кончины, а также после жизни в исторической последовательности до наших дней.
В СТРАНЕ СОВЕТОВ
Отец остается в Советской России. По корейским источникам, он становится лидером шанхайской группы коммунистов, которой противостояла иркутская.
Между ними были идейно – политические разногласия освободительной борьбы. В это время сначала среди корейских студентов, обучавшихся в Токио, а затем и в крупных городах Кореи создаются марксистские группы, оформившиеся в 1925 году в коммунистическую партию Кореи. Но путь этот был непростым. Между различными группировками шли ожесточенные споры о будущем страны, о путях освобождения ее от иностранных захватчиков.
В Иркутске она вылилась даже в судебное разбирательство. 18 мая 1921 года отец и его сподвижники были приговорены к разным срокам тюремного заключения.
Отец получил пять лет лишения свободы. Но, как полагают корейские историки, благодаря заступничеству Ли Дон Хви и других товарищей по партии 15 ноября 1921 года Ге Бон У был освобожден. Об иркутском судебном процессе написано несколько работ корейских ученых. У меня есть книги с автографами Юн Бен Сика, Пан Бен Юля и Де Дон Гера, подаренные авторами во время моего пребывания в Корее в августе 1995 года. 19 июня 1920 года Ленин принял в Кремле представителей корейских коммунистов делегатов II Конгресса Коминтерна – руководителя Ли Дон Хви, переводчика А.А. Кима и членов делегации Хон До и Пак Дин Суна.
После иркутских событий отец отошел от политической борьбы и полностью посвятил себя научной и педагогической деятельности.
Видимо, это был его осознанный выбор. В 1922 году он работал редактором корейского молодежного журнала «Новый человек», а все последующие годы посвятил педагогике и научной работе.
ПРОСВЕТИТЕЛЬ
В 1923 г. Ге Бон У переехал на Дальний Восток сначала в город Иман, где стал преподавать в начальной школе и в школе для взрослых.
В 1924 – 1926 г.г. в г. Владивостоке в школе 9-летки преподавал корейский язык.
С 1926 – 1930 г.г. работал учителем корейского языка в рабочей школе г. Владивосток.
В мае 1930 года отца перевели из Владивостока в Хабаровск, где он стал преподавателем корейского языка в Комвузе. Там он проработал три года и получил звание доцента.
В эти годы по просьбе собрания корейцев он написал первый учебник «История Кореи» для начальной школы. За ним последовал учебник корейского языка под названием «Красные дети», написанный по просьбе крайОНО (краевой Отдел Народного Образования). В местах компактного проживания корейцев по ним обучали детей на их родном языке. Учебников для таких школ не было, хотя ясно, что они были совершенно необходимы. Ведь в СССР была объявлена культурная революция, создавались алфавиты для народов без своей письменности, выпускались учебники на родных языках всех 100 народностей страны. Отец внес свой вклад в это благородное дело.
Еще в 1930 – 1931 годах Ге Бон У создает другие учебники корейского языка для начальной и средней школы, а затем уже в августе 1936 года для 1 – 2 классов. Это были единственные и последние учебники, по которым учились дети до самой депортации корейцев. Написанные им учебники издавались и переиздавались, по ним учились поколения корейских детей. До сих пор в Кызылорде живы десятки бывших учеников отца, изучавших родной язык по его учебникам или у него самого.
Ге Бон У и Чхве Джэхён (Цой Пётр Александрович) были организаторами корейских школ на Дальнем Востоке в Приморье. Хотя отец с самых юных лет увлекался историей, жизненная необходимость заставила его заняться методикой и корейской филологией, и он увлекся ею очень серьезно, уже будучи за пределами Родины.
Научными изысканиями отец начал заниматься еще на Дальнем Востоке. В сентябре 1932 года он закончил книгу «Восстание Тонхаков», посвященную восстанию крестьян в Корее в 1893 -1894 г.г., рассказывающую о стихийных антифеодальных выступлениях, под руководством религиозной секты «Тонхак – восточное учение». Помню, как по просьбе руководства института Востоковедения при АН в 1947 году отец собственноручно переписал эту свою работу, а я отправил ее туда по почте. Сейчас это исследование вошло во второй том собрания сочинений отца.
СЕЛЬСКИЙ УЧИТЕЛЬ
Если до этого момента я рассказывал о жизни по его книгам, воспоминаниям матери и самого отца, то далее я многое запомнил сам. Мне было уже семь лет, когда наша семья в очередной раз поменяла место жительства. Из Хабаровска мы переехали на станцию Свиягино Уссурийской области, где отец работал до июля 1935 года учителем в начальной школе, а с 1935 г. мы перебрались в колхоз «Кантонская коммуна» Спасского района, где он стал преподавать в начальных и старших классах средней школы.
Я не могу точно объяснить, почему произошли такие изменения в нашей жизни. Почему уже крупный педагог, доцент вуза из крупного города перебирается в колхоз? Изучив биографию отца, я могу выдвинуть две версии – экономическую и политическую.
В начале 30-х годов как следствие неразумной скоропалительной коллективизации, о чем теперь говорят открыто, в стране разразился голод.
Я хорошо помню, как скудный хлебный паек нашей семьи из шести человек мой 15-16-летний брат Денис делил на кусочки, взвешивая их на самодельных весах из конфетной коробки, как ели мы месиво, приготовленное мамой из черной мерзлой картошки. Мама, видимо, экономила на всём, не доедая сама. Это не привело к добру. Однажды у мамы от голода так закружилась голова, что она упала вместе с ведром на лестнице. На всю жизнь я запомнил необыкновенно вкусные пирожки: преподавателям в Коммунистическом Высшем учебном заведении давали их в виде дополнительного пайка, а отец приносил их мне, своему маленькому сыну. В деревнях было жить полегче. Родители и дети неустанно трудились – огороды, дары щедрой уссурийской природы спасли наши жизни, как и семьи многих других корейцев.
А политическая… Мне трудно судить, какие последствия для отца имел суд в Иркутске. Возможно, после этого он, столько лет отдавший борьбе за освобождение Родины, просто разочаровался в сподвижниках. Между различными партийными корейскими группировками постоянно шла борьба. Из специальной литературы мы знаем о ожесточенной борьбе за власть в СССР, когда под лозунгом борьбы против троцкистов – бухаринцев набирали мощь сталинские репрессии.
Вероятно, отец, старый нелегал-подпольщик, чувствовал нависшую над ним опасность. Он был уже не молод – 56 лет, порвал все связи со старыми товарищами по борьбе, уничтожил все групповые фотографии, вел тихую незаметную жизнь сельского учителя. Когда я пошел в школу, то оказался в классе, где учителем был мой отец. Конечно, я не мог тогда судить о его методике преподавания. Он для меня был учителем, которого я слушался, как и другие дети, и учился отлично. Отец всегда был добр ко мне и понимал мои мальчишеские мечты и прощал проказы. Помню одну из них. Это было в 1935 году. Мы жили в колхозе «Кантонская коммуна». Через дорогу от нашего дома был магазин. Однажды я заметил, что в магазине продают губные гармошки, а некоторые ребята веселились на улице с этим «музыкальным инструментом». От зависти, недолго думая, я взял 5 рублей из зарплаты отца и купил губную гармошку.
Вскоре родители обнаружили пропажу, но отец не наказал меня, не тронул пальцем. И эту его доброту я запомнил на всю жизнь.
Каким учителем был отец, я не могу судить. Но сохранился любопытный документ, составленный, видимо, администрацией неполной средней школы. На нем не сохранились дата и подпись «автора», но я полагаю, что написан этот документ в 1936-37 учебном году, когда мы жили в колхозе «Кантонская коммуна.
Вот он.
Текст приводится без редакции.
«Характеристика на Кл. руковод. 6«б» Кл. Ге Бон У.»
Он ведет 6 «б» Кл., он же ведет по родному языку по всем классам. Успеваемость и дисциплина учащихся посредственно, также посещаемость посредственно. Планирование и составление план(ов) каждого урока учебно-воспитательной работы хорошие. Не допускает никаких ошибок. Культура речи и грамотность хорошие. И активно борется за успеваемость учащихся. Как классный руководитель воспитательную работу проводит с детьми в плановом порядке и имеет подход к ребенку хороший. Регулярно читает газету «Авангард». Идеологически выдержанный, политобразование повышает самообразованием.
Как учитель выдержанный, соревнуется за успеваемость учащихся и аккуратное посещение на урок. Общественную работу не несет. Педработу любит и думает закрепиться на ней. Вполне соответствует своему назначению.
И это о доценте вуза, об авторе практически всех учебников корейского языка и истории, по которым явно учили детей и в этой школе!
Знал ли автор характеристики прошлое отца – о его журналистской, просветительской и педагогической работе? Едва ли. Он просто отмечает грамотность, сдержанность и даже «идеологическую выдержанность»! Это после всего, что уже было в его жизни!
В НЕИЗВЕСТНОСТЬ
О депортации корейцев написано достаточно много. Мне тогда было уже 11 лет, и я отлично помню сборы в дорогу.
Мальчишке трудно было понять трагедию происходящего. Взрослые хлопотали, укладывали вещи, заготавливали продукты в дорогу. Вкусно пахло копченой свининой – резали поросят.
А отец был хмурым и молчаливым. Снова ему предстоял путь в чужие дальние края, где неизвестно, что ожидало его семью. К этому времени дома нас оставалось четверо: родители, Ден Ним и я. Старшая сестра Хва Рим и брат Чан Рим жили в Чите, а старший брат Тха Рим учился в хабаровском Коммунистическом вузе.
Помню долгую дорогу до Кызылорды. Мы ехали в самом первом эшелоне дней 20. Я на всю жизнь запомнил, как проезжали Байкал, величественную тайгу, казахстанские степи. С любопытством мы, мальчишки, носились по путям в тупиках на незнакомых станциях во время остановок, когда наши мамы прямо у вагонов на костерках готовили еду. Позже, уже взрослым, я узнал об эпидемии какой-то болезни, погубившей в дороге десятки малышей, о тревогах взрослых. Правда, были и сознательные коммунисты, которые считали, что партия отправляет их для оказания помощи в сельские районы Средней Азии.
Нас поселили сначала в клубе работников просвещения, а потом мы сами рассеялись по частным домам, а потом отец решил строить свое жилье. Помню маленький саманный домик на улице Джамбула в довоенной Кызылорде, где наша семья в очередной раз начинала жизнь заново.
В стареньком здании инфекционной больницы, стоявшей на месте нынешней обувной фабрики, начались занятия корейской школы, где я, пятиклассник, снова учился корейскому языку под строгим присмотром отца-учителя. Я был в те годы мальчишкой 11-12 лет. Конечно, в моем возрасте трудно было понять и оценить отца как личность, педагога и ученого. Но вот что мне написал совсем недавно ныне известный ученый-востоковед, молодым эвакуированный из Москвы в годы войны, Михаил Пак.
«К сожалению, в бытность в Кызылорде учителем истории в школе ХХ-летия ВЛКСМ я только три месяца (с начала 1943 года) смог общаться с вашим отцом (примерно раз в неделю) и заниматься корейским языком, читая исторические тексты, написанные им же самим. Попутно я смог узнать много интересного о деятельности Вашего отца в Шанхае (при Временном правительстве Республики Корея). Несмотря на несправедливые гонения на советских корейцев, высланных в различные районы Казахстана и Узбекистана, Ваш отец был полон веры в лучшее будущее корейского народа, хотя опасался возможных столкновений Советского Союза и США в Корее. В моей памяти Ваш отец остался навсегда как исключительно мягкий и доброжелательный человек. Конечно, его обширные знания в области корейской истории и культуры не могли найти должного применения, но тем не менее он не переставал писать, упорно трудиться. Я ему всю жизнь благодарен за то, что получил ценные знания не только о старой, но и новой истории Кореи. Москва, 12.11.1998 г.».
Мне довелось в Сеуле встретиться с Михаилом Николаевичем. Узнав, что я сын Ге Бон У, он сказал немало добрых слов об отце и признал, что именно короткое общение с моим отцом пробудило у него глубокий интерес к истории родного народа. Он стал со временем крупнейшим специалистом в области корееведения. Сейчас он самый титулованный в этой отрасли исторической науки ученый. М.Н. ПАК – директор Международного центра корееведения, почетный профессор МГУ им. М. Ломоносова, действительный член Российской академии наук, доктор исторических наук, первый президент Всесоюзной ассоциации советских корейцев. В 1955 году М.Н. Пак был награжден серебряной медалью им. П.Л. Капицы и в этом же году МГУ удостоил его высшей награды – премии им. М.В. Ломоносова.
Отец в совершенстве владел родным языком, любил его и стремился в условиях ссылки, неясного будущего сохранить накопленные за долгую жизнь знания, донести до потомков свои мысли и чувства. Однажды, еще мальчишкой, я спросил его, почему он пишет иероглифами, а не так, чтобы я мог прочитать. Он ответил, что только с помощью иероглифов можно передать точный смысл слов. И он знал огромное количество иероглифов, в чем может убедиться каждый, кто читает его работы. Помню, он сказал мне как-то, что пользуется 13 тысячами иероглифов из имеющихся в корейской письменности 50 тысяч. Сам я, к моему глубокому сожалению, окончив 5 классов на родном языке, лишь с помощью словарей штурмую неприступную для меня крепость иероглифического письма, в том числе и отцовское наследство. Самой доступной и потому особенно дорогой для меня книгой является автобиографическая повесть отца «Сон во сне». В ней он рассказал о своей жизни.
С грустью теперь вспоминаю, как не воспользовался знаниями и помощью отца. Мне было лет 12, когда отец предложил мне изучать ханчча – китайские иероглифы ежедневно по пять знаков, при этом обещал платить по 20 коп. за 1 знак. Я с удовольствием согласился, потому, что в кино можно было сходить за 5 коп. Он методично писал для меня в тетради строчки и под каждым знаком – на корейском языке смысл знака. На другой день он проверял задание и производил расчет. Прошло больше месяца, когда накопилось более 200 знаков, но я не мог закрепить пройденный материал. И отец оставил эту затею. Но, оказалось, что от тех уроков в памяти остались до сегодняшних дней десятки знаков китайской грамоты, хотя прошло с тех пор более 60 лет. Я горжусь тем, что с помощью отца выучил несколько корейских народных мелодий тхарен, слова которых, оказывается, записаны в истории корейской литературы – в первом томе сочинения отца. К сожалению, у нас в Казахстане с каждым днем все меньше остается исполнителей народных мелодий. Репертуар корейских песен беднеет, а новые некому сочинять. Молодое поколение не знает родного языка. Я надеюсь, что сейчас возродился интерес к родной культуре и пробелы заполнятся с помощью Республики Корея.
Но вернемся в довоенное время.
ГОДЫ БЕДСТВИЙ И ПОТЕРЬ
Мы не ожидали, что следующий, 1938 год, перевернет жизнь нашей семьи. В новом учебном году я, не понимающий ни слова по-русски, оказался в шестом классе той же школы, но преподавание в ней стало вестись на русском языке. Постановлением ЦК ВКП(б) «О реорганизации национальных школ» и Постановлением №583 СНК Каз. ССР корейские школы, техникум, институт, депортированные с Дальнего Востока, как и другие национальные учебные заведения, были закрыты. Вот тогда-то и началось то, что пытаются исправить теперь: постепенно была утрачена национальная культура, народ лишился родного языка. Молодежь и даже среднее поколение не знают его.
Учебный год 1937-1938 г.г. оказался последним и в трудовой биографии отца. Ему было уже 58 лет. Возраст почти пенсионный, но стаж работы в Корее и в Китае не засчитывался. Маме еще не было 55 лет, она всю жизнь была домохозяйкой, если можно так назвать ее скитания из страны в страну вслед за отцом. Пенсия не полагалась моим родителям, Возможно, где-то в дальневосточных архивах можно найти точные данные о его трудовом пути в советский период жизни. Но когда мой 60-летний отец решил собрать документы о своем трудовом стаже, ему пришлось обращаться к землякам с просьбой подтвердить факты его работы в городе Имане. Сохранилась справка от 29 апреля 1940 года.
Даю настоящую справку т. Ге Бон У в том, что он, будучи в гор. Имане ДВК, преподавал в начальной школе, а также в школе взрослых с 1922 декабря по 1923 г., что и подтверждаю.
Я работаю в газ. «Ленин кичи» в качестве литсотрудника. Нам Х.
Заверяю подпись тов. Нам Ха Рена
Отв. редактор газ. «Ленин кичи» (подпись неразборчива)».
Все труды по сбору справок о трудовом стаже дали такой результат: до 50-х годов отец получал пособие 28 рублей в месяц. А тогда брат Денис учился в сельскохозяйственном техникуме. Я, считалось, – в школе. Не понимая ни слова на уроках, без строгого надзора отца, я потерял интерес к учебе, предпочитал урокам игры с мальчишками на улицах. Как и отец в моем возрасте после смерти деда. Все эти годы единственной опорой семьи был брат Тха Рим, работавший в поселке Солотобе учителем в колхозной школе им. “1 мая”.
До нас доносилось эхо Второй мировой войны. Отец горячо переживал известия о поражении Союза в финской войне, следил по карте за событиями в Европе, внимательно читал газету «Ленин кичи». А для остальной семьи война аукнулась еще более тяжелым положением, временами чуть ли не голодом. В ларьках выдавали по одной буханке в одни руки, потом – по 2 кг хлеба, а затем ввели карточную систему. Нам, неработающим, полагалось по 300 граммов. Чтобы получить их, мы с вечера занимали очередь за хлебом, отпрашиваясь с уроков. Было уже не до учебы. Но самое тяжелое для семьи было еще впереди.
Ге Бон У с супругой Ким Я Ган и вся семья старшего сына Ге Тха Рима. В верхнем ряду первый слева Ге Хак Рим
Когда меня в 1943 году мобилизовали на труд- фронт, родителям пришлось перебраться в аул Солотобе к брату. Если бы не их извечная привычка к труду, большая семья (у брата уже тогда было двое маленьких детей) едва ли пережила бы войну. Все, от мала до велика, неустанно трудились на огороде, выращивая овощи. Это позволяло маме отправлять мне в Ухту посылочки, которые спасали и меня. Как доставались эти огороды, говорит судьба моего брата Тха Рима. Он сеял рис на разработанном им пустыре и, чтобы ухаживать за посевами, в любую погоду перебирался через холодный магистральный канал. Простудившись, он заработал хронический плеврит. Антибиотики тогда трудно было достать. Несмотря на долгое и мучительное лечение, брат умер в 1949 году в возрасте 35 лет, оставив сиротами троих детей. Тогда я впервые видел отца, горько плачущим о безвозвратной потере дорогого всем нам Тха Рима. Ценою своей жизни он спас нашу семью в тяжелые годы войны.
Через год после смерти брата семья вернулась и Кызылорду, где я учился в институте.
ОТШЕЛЬНИК
Когда в 1946 году я вернулся с Севера, мне показалось, что отец ничуть не изменился. Он так же, как и раньше, проводил большую часть времени за своими книгами и рукописями. Я так и вижу уже старенького отца, сидящим на теплом кане – на сложенной корейской печке, склонившимся над тетрадью или листком бумаги. Он всегда что-то писал. Лишь позже я понял – как много он работал! В казахстанский период Ге Бон У написал свои важнейшие труды: сборник рассказов (1938 г.), трехтомную «Историю Кореи» (работа начата в 1936 г., закончена в 1952 г.), сборник стихов, двухтомную «Историю корейской литературы» (1948 – 1949 гг.), «Корейское словообразование» (1955 г.), составил сборник фольклора. У него не было никакой надежды, что его книги будут когда-либо востребованы, но он продолжал упорно трудиться, даже когда ему было уже далеко за семьдесят. Нередко мать упрекала его: кому нужны эти ваши книги? Он отвечал: «Когда-нибудь на них будет спрос. В них все мое богатство».
В 1951 году по окончании института меня направили на работу учителем истории в поселок Томенарык Жанакорганского района. В 1952 году ко мне переехали родители и жили со мною до 1957 года. Отцу тогда было за 70, но он был бодр и здоров. Тогда я был еще молод – мне не было и тридцати, но к этому времени я уже понимал, кто такой мой отец. С грустью я замечал, как часто он, отложив перо, задумывается о чем-то, невидящим взором смотрит в маленькое окно. Теперь, уже в возрасте отца тех лет, я хотел бы узнать, о чем он думал тогда? О Родине? О судьбе написанных им книг? О друзьях и соратниках по борьбе? Мне кажется, лишь сейчас я могу понять всю глубину его переживаний.
Еще в 1950 – 1952 г.г. отец страстно хотел вернуться в Корею со старшей дочерью Ге Хва Рим. Из-за этого в ее семье даже возникали конфликты. Отец возлагал на мою сестру большие надежды. Хва Рим была образованной женщиной, хорошо знала как родной, так и русский языки, свободно читала иероглифическую письменность. Дело в том, что друг молодости отца Ким Ду Бон стал крупным ученым-филологом, в то время он был председателем народного собрания КНДР. Отец с ним переписывался. Друзья надеялись на встречу, но она так и не состоялась: Ким Ду Бон, как и многие другие, попал в число «врагов» Ким Ир Сена и был репрессирован.
ПОПЫТКИ ПУБЛИКАЦИЙ
После смерти Сталина и доклада Н. Хрущева на XX съезде КПСС в 1956 году, разоблачившего культ его личности, мы наконец-то, могли свободно передвигаться по стране. У меня появилась мысль съездить в Москву и попробовать издать работы отца. Я надеялся на помощь еще довоенного знакомого моего отца, коллеги его по работе в школе им. X -летия ВЛКСМ Ким Дин Хо. Он работал в издательстве иностранной литературы. В 1956 году, на зимних каникулах, я отправился в столицу. Но мои надежды не оправдались. Друг отца ничем не мог помочь нам. Тогда я решил обратиться в Посольство Северной Кореи, и меня принял второй секретарь. Выяснив суть дела, он предложил оставить рукописи для передачи в академию наук в Пхеньяне. Я подумал и решил не делать этого. Зная сегодняшние реалии, я понимаю, что поступил правильно, а тогда очень мучился. Моя безрезультатная поездка в Москву, видимо, огорчила отца, но он мне не сказал ни слова. Я привез ему подарок из посольства – пачку корейских сигарет «Моранбон». Мне показалось, что этот маленький сувенир с Родины еще больше разбередил его душу. Ностальгия и без того не давала ему покоя, об этом говорят сохранившиеся у меня уже неразборчивые его последние письма. В них он обращался к руководителям Кореи с просьбами помочь ему уехать на Родину. Но они оставались безответными. В Корее шла война и, там было не до него.
По корейским обычаям, которые отец свято чтил, родители должны жить с самым младшим или со старшим сыном. В 1957 году мои отец и мать пожелали вернуться в Кызылорду и жить у старшего сына Ге Ден Нима – мы его звали Денис. Там, в Кызылорде, на восьмидесятом году жизни, 5 июля 1959 года отец скончался. Моя мама Ким Я Ган скончалась в 1968 году. Мы похоронили родителей на старом кызылординском кладбище.
РУКОПИСИ НЕ ГОРЯТ, НО…
Тридцать лет, до самой своей смерти наследие отца – его книги и рукописи – хранила Хва Рим – его старшая дочь. Но у нее не было надлежащих условий. Отец писал чернилами, которые расплывались от сырости, на старой некачественной бумаге. Были у них и другие враги – сырость, мыши, моль. Шли годы. Сестра умерла в 1989 году. Бесценное наследство перешло ко мне. Но я тоже ничего не мог сделать, хотя меня все больше беспокоила судьба рукописей.
Я обращался в научные библиотеки Москвы и Ленинграда с просьбами принять на хранение или издать работы отца, но безрезультатно. Мне отвечали, например, из отдела рукописей Ленинградского Института востоковедения АН СССР, куда мое письмо переслали из Ленинской библиотеки, что там хранятся только древние корейские рукописи, поэтому они не могут принять работы отца.
Теплее всего сложились взаимоотношения отца, а после его кончины и у меня с Институтом востоковедения при Академии наук СССР. Привожу полностью письмо от 03.01.1957 г.
Уважаемый тов. Ге Хак Рим!
В ответ на Ваше письмо от 20.Х.56 г. Институт востоковедения АН СССР сообщает, что рукописи Вашего отца «Крестьянское восстание Тонхаков» и «История Кореи» находятся в библиотеке Института. Эти рукописи на одном из заседаний сектора Кореи были обсуждены, в результате этого обсуждения сектор пришел к следующим выводам:
- Рукописи написаны на основе малоизвестных или неизвестных многим корееведам источников на корейском и китайском языках, вследствие чего работы тов. Ге Бон У представляют известный научный интерес,
- Однако в настоящем своем виде данные работы не могут быть опубликованы по тем причинам, что работы написаны свыше 20 лет тому назад и в них не получили своего отражения достижения советского и мирового корееведения за последние 20 лет.
Кроме того работы тов. Ге Бон У методологически не выдержаны, в них отсутствуют правильные социально – экономические характеристики описываемых событий и периодов, и т.д.
Большим недостатком рукописей является также и то, что в них нет достаточного научного аппарата, который показал бы источники, на которых строил автор свою работу.
В отношении других работ тов. Ге Бон У, о которых вы пишете в своем письме, мы затрудняемся что-либо сказать, не читая их
Просим извинить нас за задержку с ответом. Чтение рукописи, написанной на старо-корейском языке, с большим количеством иероглифов и со ссылками на китайский язык и т.д., потребовало от сотрудников Института много времени.
Зам. директора института востоковедения АН СССР Канд.эк.наук Е. Ф. Ковалев
Учёный секретарь института
Канд. ист.наук П.П. Бушев»
Все замечания правильны и справедливы. Требования к научным трудам, диссертациям именно такое. Не учтено лишь одно: где и в каких условиях написаны работы Ге Бон У. И, как бы в условиях Солотобе и Тюменарыка отец мог познакомиться с трудами «советского и мирового корееведения за последние 20 лет», к тому же не зная русского и других европейских языков? Его свидетельства очевидца событий не имели значения. Я привожу это письмо, чтобы показать, как трудно мне было добиться хотя бы внимания к трудам отца.
Однако прошло совсем немного времени, и я получил из Института востоковедения письмо о том, что во второй половине того же 1957 года предполагается издать специальный сборник по Корее (языкознание и литературоведение). Я получил предложение от и.о.зав. сектором Кореи И.С. Казакевича принять участие в этом сборнике и предоставить туда рукопись одной из работ отца. Но и эту просьбу института мы не могли выполнить по тем же «техническим причинам». Нам бы рукописи сохранить до тех пор, когда «им придет время».
Наконец, я получил предложение из Института востоковедения при Академии наук СССР сдать туда рукописи отца в качестве дара. Заведующий отделом социалистических стран И.С. Казакевич написал мне следующее:
В конце 50-х годов мы переписывались с Вашим уважаемым отцом. Когда и почему переписка прекратилась, я сказать не могу. (Отец скончался в 1959 году. -Авт.)… Хорошо, что все его рукописи сохранились. И мы рады Вашему решению подарить их Институту востоковедения, где и сейчас помнят и уважают Вашего отца. Если мы получим рукописи, то создадим в библиотеке (там уже одна рукопись о Тон таках есть) фонд его имени. Специалисты изучают возможность хотя бы частичной публикации трудов. Пока об этом говорить трудно, но во всяком случае рукописями будут пользоваться со ссылками на автора, т.е. на Вашего отца».
В марте 1984 года, во время весенних каникул в школе, я отправился в Москву и передал заведующему отделом социалистических стран И.С. Казакевичу в присутствии заместителя директора института, члена-корреспондента Г.Ф. Кима следующие работы отца: «Словообразование корейских слов», «Грамматика корейского языка», «Коре гаакза». «История корейской литературы» в двух книгах, «Земельный вопрос в Корее», две книги «Тонсок мунхакдип» и три тома «Истории Кореи».
Через несколько лет я побывал в Институте востоковедения и убедился, что все рукописи в сохранности и служат источником для научных исследований по истории,
литературе и языкознанию Кореи сотрудникам института, используются аспирантами. Мне стало легче на душе, что дело жизни отца не пропало даром. Он оказался прав, говоря матери, что когда- нибудь на его труды придет спрос.
В 1988 году на мой запрос о судьбе рукописей отца ответил старший научный сотрудник отдела языков института Л.Р. Концевич. Он написал:
«Рукописные работы Вашего уважаемого отца Ге Бон У, известного корейского историка и языковеда, бережно хранятся в Институте востоковедения АН СССР в архиве. Ряд специалистов ознакомились с ними. Сам я являюсь филологом по Корее и потому посмотрел рукописи Вашего отца по корейскому языку и литературе. Сейчас в связи с бурным развитием корееведения работы Ге Бон У, написанные в старом традиционном духе, естественно, устарели, хотя в них содержится богатый фактический материал. Издать их в наше время, да еще с иероглифами, не
представляется возможным. Правда, за рубежом, на юге Кореи издается серия грамматик корейского языка. Там представлены все прежние грамматики, кроме грамматик, написанных советскими учеными. Если Вы не возражаете, я попытаюсь связаться с соответствующими научными организациями и издать одну из рукописей Вашего отца в таком виде, в каком они написаны. Но как бы то ни было, работы Ге Бон У останутся в истории нашей науки как важный вклад. По мере возможности они будут изучаться, на них будут ссылаться. Может быть, со временем удастся написать их обзор». Л.Р. Концевич попросил прислать полную биографию Ге Бон У и пообещал написать о нем статью, добавив: «Добрые дела Вашего отца и его труды не будут забыты».
НОВЫЕ ВРЕМЕНА
Когда в эпоху перестройки наступило потепление в международных отношениях, начались интенсивные туристические поездки советских корейцев в Северную
Корею. Но с Южной Кореей до 1992 года дипломатических связей у Казахстана не было.
Одним из первых корееведов, побывавших в СССР, был профессор Хельсинскского университета, гражданин Южной Кореи Ко Сонг Му. Он, будучи в Москве, в институте востоковедения, узнал о моем отце и установил связь со мной в мае 1990 года.
Сыновья Ге Бон У – Слева направо Хак Рим, Чак Рим, Ден Ним
В мае 1993 года мы встретились с ним в Кызылорде у брата Дениса, а 30 августа он три дня гостил у меня в Томенарыке. Я передал ему рукописи отца: «Хамхын мине» (Народные песни Хамхына), «Изучение языков народов Севера», «Сравнительное изучение русского, казахского и корейского языков». К сожалению, вторая встреча с Ко Сонг Му в конце августа 1993 г. в Томенарыке стала последней. 21 сентября 1993г. жизнь ученого в расцвете сил трагически оборвалась. После его смерти часть отданных ему рукописей я получил обратно. Но пока неизвестно, где находятся рукописи «Словообразование корейских слов» и «Грамматика корейского языка», полученные Ко Сонг Му в Институте востоковедения от заведующего отделом языка профессора Л.Р. Концевича,. Я полагаю, либо у жены ученого в Корее, либо в Алматы. Повесть «Сон во сне», по словам Нелли Пак, проживающей в Алматы, после смерти Ко Сонг Му передана его супруге. Но подлинник исчез. Я думаю, рано или поздно эти книги всплывут на черном рынке книжной коммерции. Я полагаю, что наиболее значимые труды отца в области филологии – «Грамматика корейского языка» (1947г., 170стр.) и
«Словообразование корейских слов» (1955 г., 178 стр.). У меня осталась только копия доклада Ко Сонг Му об этих книгах отца, сделанного ученым 1июля 1993 г. на собрании исследователей филологов в г. Сеуле, (см. журнал «Новости корейского языка», №251, стр.24, «Хангыл сесосик»).
НА РОДИНЕ ПРЕДКОВ
Несмотря на все эти печальные истории с рукописями отца, 1995 год в моей жизни был самым знаменательным. В августе 1995 года правительство Республики Корея
пригласило меня в Сеул на празднование 50-летия независимости страны.
С непередаваемым волнением я принял орден “Докниптян» («Независимость»), которым посмертно наградили отца. Для меня это был самый радостный и незабываемый миг в моей жизни за все 36 лет после смерти отца. О таком я не мог и мечтать! Правительство Республики Корея так высоко оценило его заслуги! В этом ордене не только признание заслуг отца. В нем признание того, что все перенесенные им невзгоды, долгие годы полуголодного существования, опасная революционная деятельность, аресты, ссылки, тюрьмы, постоянные тревоги о семье и порой долгие годы разлуки, не были напрасны. Сбылась мечта отца, высказанная им в годы безнадежности и тягот ссылки в маленьком казахском ауле: пришло время его книг!
Во время пребывания в Сеуле мне посчастливилось встретиться со многими учеными – исследователями жизни и деятельности отца. Профессора Юн Бен Сик, Де Дон Гир, Пан Бен Рюль, М.Н. Пак из Москвы и другие тепло говорили об отце, его вкладе в корееведение и подарили мне несколько книг о нем. Из этих книг я узнал много нового о жизни отца. Оказалось, отец не был забыт, о нем помнили, его труды востребованы. Было радостно и горько узнать это. Так поздно пришло признание того, чему отец посвятил всю свою жизнь! Самой большой неожиданностью для меня была встреча в Сеуле с родственниками. Прочитав в сеульской газете интервью со мной они без труда нашли меня и состоялась встреча с уважаемыми представителями рода Суан Ге (Суан – пон фамилии Ге, т.е. местности родового начала). Мы считали, что у нас не было родственников, по крайней мере, в Союзе, и вдруг такая неожиданная радостная встреча! Для сеульских родственников деятельность отца была открытием. На прощание мне подарили два толстых тома Дёкпо – фамильную летопись рода Ге.
ПАМЯТЬ
По возвращении из Сеула я решил круто изменить свою жизнь. Оставил навсегда свою любимую работу, которой посвятил 44 года жизни, и в ноябре 1995 года переехал в Кызылорду – город моей юности. Причин переезда было две:
- Хотелось жить рядом с родственниками
- Для активной пропаганды духовного наследия отца.
Я стал встречаться с журналистами, учеными, учениками средней школы №3, рассказывая о жизни и деятельности отца. Начиная с 1989 года о Ге Бон У были опубликованы десятки статей в газетах «Коре ильбо», «Кызылординские вести», «Новая Кызылорда”, а также в республиканских, областных и городских газетах. Я благодарен их авторам Льву Когаю, Валентине Цой, а также редакторам газет «Коре ильбо», “Кызылординские вести», “Кызылорда”, «Новая Кызылорда» за их активное участие в формирование общественного мнения о Ге Бон У, воспитание уважения к истории вообще и к истории моего народа – в частности. Наряду с прессой активную роль играют местное телевидение и радио. Мой рассказ об отце вошел в документальный фильм «Вторая родина», созданный местными тележурналистами и показанный по республиканскому каналу «Хабар» к 60-летию депортации корейцев в Казахстан.
Самым трудным шагом на пути к увековечению памяти Ге Бон У для меня был перенос праха родителей на достойное место. Этот план я вынашивал с 1995 года. Меня поддерживали все родственники – потомки Ге Бон У. Нас угнетало, что та часть кладбища, где покоились родители, заброшена, заросла кустарником. До могил трудно добраться. Это было неуважение к памяти родителей. К сведению молодых хочу сказать, что по нашим обычаям разрешается перезахоронение, но при строгом соблюдении национальных традиций. Так, человек с похожей на отцовскую судьбой, тоже Герой Кореи, «красный генерал» Хон Бом До был тоже перезахоронен.
Главной трудностью была отнюдь не финансовая проблема. Все вместе мы могли решить ее. Мы боялись подпочвенной воды, которая здесь часто поднимается очень высоко. И все-таки мы решились: все необходимые работы при поддержке властей города были проведены. 10 октября 1998 года состоялся торжественно-траурный митинг.
Сейчас возведены мемориалы, посвященные памяти двух героев Кореи – моего отца и Хон Бом До. В 1998 году был организован Фонд имени Ге Бон У. Его предыстория такова. Идея создания фонда у меня была уже давно, но я не знал, как ее реализовать. В один из осенних дней, после появления в прессе сразу нескольких статей о личности Ге Бон У, ко мне пришел с предложением создать фонд Леонид Петрович Чагай. Я дал согласие, и он не пожалел ни сил, ни времени для оформления необходимых документов. Мы взяли на себя финансовые расходы: мой племянник, внук Ге Бон У, Лев Алексеевич Ге и я. И наконец 30 октября 1997 года фонд Ге Бон У был создан (регистрационный № 2968 – 1933). Его президентом стал Л.П. Чагай, и в первый год он работал энергично, с энтузиазмом. Он организовал съемки по каналу «Хабар», по его идее был создан уголок Ге Бон У в музее КызГУ, а также организовал научно-практическую конференцию, посвященную борцу за независимость Кореи Ге Бон У. В ходе ее подготовки тема расширилась и состоявшаяся 2 декабря 1998 года конференция называлась так: «Корейская диаспора области: прошлое и настоящее». Были прочитаны интересные доклады и сообщения, в том числе и о жизни, научных работах Ге Бон У. Сейчас фондом занимается семья Ге.
Начало 1999 года тоже было радостным для меня: по ходатайству Фонда имени Ге Бон У улица Вагонников была переименована в улицу Ге Бон У, о чем сообщили местные и республиканские газеты, а недавно я получил из Сеула журнал «Новости корейского языка» № 330, где опубликована статья профессора Ф. Кима «Казахстан. В городе Кызылорда – улица им. Ге Бон У». Профессор рассказал и о том, что на сегодня в городе четыре улицы носят имена корейцев: Героев Кореи Ге Бон У и Хон Бом До, Героя Советского Союза Александра Мина и Героя Социалистического труда Цай Ден Хака.
Наконец, сбылась и другая моя давняя мечта: 14 июня 1999 года состоялось торжественное открытие мемориальной доски на улице Ге Бон У. Мраморная мемориальная доска была изготовлена внуком ученого Евгением Ге как дар памяти дедушке.
ПРИЗНАНИЕ И БЛАГОДАРНОСТЬ
В апреле 1999 года я был приглашен в Сеул на празднование 80-летия со дня образования Временного правительства Кореи в г. Шанхае. В делегации из 30 приглашенных из Казахстана были двое – я и внучка Ли Дон Хви, премьер-министра Временного правительства Кореи, Людмила Ли из Алматы.
Мемориал Ге Бон У в Кызылорде
Незабываемы впечатления от пребывания в Сеуле. Они останутся навсегда в моей памяти. Эта поездка на Родину предков, вероятно, последняя в моей жизни, хотя грустно это сознавать, но такова суровая правда жизни. Все радости в моей жизни за последние годы связаны с именем отца. Каждая статья о нем, каждая передача по телевидению, каждое издание его трудов, сохраненных нашей семьей, открывают новое дыхание и придают новый импульс для работы.
Я вполне ясно понимаю, что все почести, внимание и уважение ко мне со стороны Республики Корея и некоторых ее граждан связаны только с деятельностью отца, с его именем. Я жалею, что родители не дожили до дней, когда по заслугам оценен вклад отца в науку и в борьбу за освобождение Родины, которую они так любили и куда до конца своих дней мечтали вернуться. Я рад, что в последние годы труды отца служили источником знаний о Корее в СССР, а теперь публикуются на его Родине. Музей борцов за независимость Кореи, Институт исследований истории борьбы за независимость Кореи в г. Сеуле подготовили и издали в 1996 и 1997 г.г. два тома сочинения Ге Бон У. В первый том вошли повесть “Сон во сне” и “История корейской литературы”. Во второй – “История Кореи” (1-11 часть) и “Восстание Тонхаков”. В 1999 году отдельным изданием вышла книга “Враг науки” в издательстве “Хакминза” в г. Сеуле.
Вся моя семья, все потомки Ге Бон У, искренне благодарны ученым, причастным к изданию трудов отца и исследователям его наследия, особенно уважаемым Ко Сонг Му, Юн Бен Сику, Пан Бен Юру, Те Дон Гиру, Филлу Киму, Пак Хан У, Ким Хак Мину и другим.
Автобиографическая книга Ге Бон У “Сон во сне”
Мое воспоминание об отце – это история только одной личности из корейцев СНГ, чьи судьбы определила История. Такая им выпала доля. И только за то, что они не сломились под ветрами Истории, нашли свое место в жизни и верили в светлое будущее, достойны уважения. Такие люди служат примером молодым. Из таких личностей и их деяний создается История. Ведь без прошлого нет настоящего, без настоящего нет будущего. Корейцы должны знать свою историю, а такие люди, как Ге Бон У – ее частичка, я с гордостью могу утверждать – удивительная личность. Диапазон его знаний из различных отраслей гуманитарных наук очень широк. Он прозаик, поэт, лингвист, фольклорист, историк, журналист, общественный деятель и революционер. Таких людей в прошлом называли просветителями, энциклопедистами.
В настоящее время среди известных ученых и писателей СНГ немало корейцев. Среди них есть академики, доктора наук, профессора, но они все русскоязычные. Я знаю только несколько корееведов, которым были доступны произведения моего отца – это академик Михаил Николаевич Пак в Москве и профессор Пак Ир в Алматы.
Я уверен, со временем будут изданы все его произведения и имя моего отца займет достойное место не только в истории освободительного движения Кореи, но и в истории культуры.
ГЕ БОН У И КОРЕЕВЕДЕНИЕ
Ге Хак Рим, Кызылорда
В мае 2013 г. в Корее опубликована большая книга о Ге Бон У – борца за независимость Кореи, учёном и просветителе. Книга издана на корейском языке в Центре корееведения Восточной Азии при институте Инхва в г.Иньчхон и называется “Корееведение в России и Пугу Ге Бон У”
Первая глава, это материалы научной конференции состоявшейся 29 сентября 2011 г. по теме “Участие Ге БонУ в национальном движении за независимость и корееведение”. Основным докладчиком был почётный профессор института Юн Пен Сик. Я был приглашён как сын Ге Бон У.
Вниманию специалистов было обращено на связь корееведения Ге Бону и корееведения в России.
Во второй главе представлены материалы второй научной конференции: “Ге Бон У – учёный и лингвист”, состоявшейся 13 декабря 2012 г., в которой учёные анализировали такие рукописи моего отца, как “Образование корейских слов” и “Правописание корейских слов”. Эти материалы я когда – то передал учёному Ко Сонг Му в Алматы, но после его трагической смерти на какое-то время они пропали из поля зрения. Но тайное всегда когда-нибудь становится явным. Лишь в 2011 г. в сентябре, на 1-й конференции о моём отце, я узнал имя “владельца”, который “выгодно избавился от них”, и сейчас они стали достоянием специалистов и исследуются на исторической Родине отца.
Р.S. По сообщению газеты “Коре ильбо” (21.01.2000 г.), Ге Бон У вошел в число замечательных личностей Кореи XX века. А 1 августа 2000 года на месте захоронения Ге Бон У, благодаря спонсорской помощи Правительства Республики Корея, состоялось открытие мемориала героя.
В конце 2008 года Министерство по делам патриотов и ветеранов Республики Корея совместно с общественной организацией «Гванбок» присвоили звание «Человек года» по месяцам 12 героям–патриотам. В числе их в декабре был назван Ге Бон У. Таким образом в декабрьском номере журнала «Музей» борцов за независимость № 12 на 4 страницах с иллюстрациями были напечатаны материалы об отце, в том числе и малоизвестные для меня». Например: Будучи в г. Шанхае делегатом от Северной провинции Гандо он принимал активное участие в создании Временного правительства в Шанхае в марте 1919 г. По решению Временного правительства как депутат, временно исполняющий обязанности члена парламента принимал активное участие в составлении и издании решений Комиссии (или Комитета). До направления на учебу в августе 1921 г. как журналист он активно сотрудничал в газете Временного правительства «Тонгнип» под псевдонимами — Буку, Дибабо, Забяндя и Данзан.
Литература
- “Видные личности – корейцы XX века, “Коре ильбо”, 01.01.1999 г.
- Ге Бон У. Сочинения. Сеул. 1996 г.
- Ге Бон У “Сон во сне”. Фрагмент из произведения. Пер. Ге Хак Рим. “Коре Ильбо”,
02.25.1999 г.
- “Ге Бон У – революционер, писатель, ученый”. “Кызылординские вести”,
06.08.1997 г. - Карин С.Х.” В мире мудрых мыслей”, Москва. 1962 г.
- Кан Г. В. “Корейцы Казахстана”. Исторический очерк. Алматы.
- Когай Л. “Возвращение из небытия”. “Коре ильбо”, 22.03.1996 г.
- Когай Л. “Герои уходящего века”. “Коре ильбо”, 05.11.1999 г.
- Когай Л. ”Люди и судьбы”. “Кызылорда”. 22.05.1996 г
- Когай Л. “Печаль, светлая грусть”. “Коре ильбо”, 29.10.1998 г.
- Ко Сонг Му. ” Известия корееведения в Казахстане и Средней Азии”, № 3, 1993 г.
Хельсинки – Алматы. - Ко Сонг Му. Доклад на собрании лингвистов о наследии Ге Бон У. “Новости
корейского языка”, №251, 1993 г. - Пак Б.С. “Потомки страны белых аистов”. Ташкент. 1990 г.
- Пак В. “Возвращение имени”. “Кызылординские вести”, 21.10.98 г.
- Пак Хван.” Национальное движение за независимость Кореи в России”. Сеул.
1995 г. - Те Дон Гел. “По дорогам борцов за независимость”. Сеул. 1995 г.
- Цой В. “Чтобы не прерывалась связь времен”. “Коре ильбо”. 04.10.1997 г.
- Чагай Л. “Помнит Ге Бон У Кызылорда”. “Кызылорда таймс”, 20.05.1999 г.
- Чагай Л, “Увековечена память”. “Коре ильбо” 02.25.1999 г.
- Юн Бен Зек. “Хее задек там банги”. Сеул. 1994 г.
- Ян Вон Сик. “Потомки борцов за независимость Кореи живут в Казахстане”.
“Коре пльбо”, 26.04.1997 г. - Церковные школы “Коре ильбо”. 04.07.2006 г.
