О маме
Моя мама Пак Тен Сук родилась в 1909 году в городе Инчоне Кореи в семье типографского рабочего. В 1930 году вышла замуж за моего отца, коммуниста-подпольщика. Опасаясь ареста японской полицией, мои родители нелегально эмигрировали в СССР. В 1931 году в Москве у них родился сын, то есть я.
Очень часто из-за постоянных отъездов отца мама оставалась одна с ребёнком, т. е со мной. Во время его отсутствия специальный курьер из НКВД привозил зарплату отца домой.
После ареста отца (14 марта 1938 года) мама стала работать золотошвеёй на швейной фабрике при НКВД. Работу давали на дом, обшивала нашивки, петлицы. Проработала она так всего один месяц.
26 апреля 1938 года арестовали и её, как «жену врага народа». Распоряжение подписал зам. наркома внутренних дел СССР ст. майор госбезопасности Рыжов.
Восемь лет исправительно-трудовых лагерей в Долинке. (Долинка – посёлок в Карагандинской области в Казахской ССР, расположен в 21 км к западу от ж. д. станции Карабас и в 30 км к юго-западу от Караганды, где был организован лагерь для жён «изменников родины», так называемый, как они сами его назвали АЛЖИР – Прим. сост).
Жуткая стужа, пронизывающий ветер в степи зимой, изнурительная жара летом. Многие из женщин никогда раньше не делали никакой физической работы. Жены ответственных партийных работников, работников НКВД, командиров Красной Армии, просто жёны своих репрессированных мужей…
Сейчас трудно нам представить, как женщины валили лес, укладывали шпалы, рыли землю в других подобных местах, но ещё сложнее представить женщину-чабана в тюремной одежде…
Всю войну мама провела верхом на лошади, пасла овечьи отары. За потерю хотя бы одной овцы назначался дополнительный срок.
Я помню, как рассказывала мне она, волки загрызли нескольких овец и маме могли добавить срок. Помог заключенный ветеринар-грузин, который был осуждён по 58-й статье: он написал справку о том, что овцы погибли от болезни. Потом мама часто вспоминала этого человека с благодарностью. В результате этой работы мама заболела хроническим бруцеллезом.
Женщин, занятых на других работах, часто лишали пайка из-за невыполнения ими нормы, они голодали, умирали. Моя мама как могла помогала некоторым выживать, она была бригадиром, а за бригадирство давали дополнительный паек :один килограмм хлеба…
Один раз в три месяца она писала мне письма в детдом. Это называлось «переписка на общих основаниях», разумеется, она скрывала от меня, где она находится, писать правду не разрешалось. Она мне писала, что находится временно в «командировке» и что скоро возьмёт меня из детского дома. На все запросы об отце ей отвечали, что он отбывает наказание и переписка с ним запрещена (10 лет без права переписки).
Мама так и не узнала, что отец был расстрелян ещё в 1938 году, потому что даже с реабилитацией отца в 1957 году она получила ложную справку о том, что он умер в 1943 году, находясь в заключении.
Находясь на вечном поселении в Кзыл-Орде Казахской ССР, мама зарабатывала на жизнь в швейной промартели, борьба за выживание продолжалась, и ещё надо было меня, детдомовца-беспризорника сделать образованным человеком.
Времена менялись. В 1962 году после возвращения в Москву и обращения в правительственную комиссию при Совмине СССР она получила персональную пенсию союзного значения за отца, в этом ей помогли документы об отце из Института марксизма-ленинизма и Комитета госбезопасности СССР.
Мы получили однокомнатную квартиру на Донской улице в порядке компенсации. Это была компенсация за расстрелянного мужа, за восемь лет лагерей, за одиннадцатилетнюю разлуку с сыном, за потерянное здоровье. За всю искалеченную жизнь.
В 1967 году мама погибла, попав под колёса армейского автомобиля на пересечении Ленинского и Ломоносовского проспектов. Похоронена моя мама на Востряковском кладбище в Москве.
