ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Исход
Глава первая
Горная речка прыгала и скакала по каменистому ложу, шипя и вспениваясь в расщелинах. Бурлящие струи с налету ударялись о гладкие, обточенные веками валуны, рассыпаясь мириадами брызг, в которых отражались золотистые лучи заходящего солнца. Но, внезапно прерывая бег, вода разливалась сверкающим зеркалом, таинственно темнея заводями и весело плещась у песчаных залысин каменистых берегов. В спокойной глади мирно отражались низко склоненные ветви ив и высокие облака, плывущие по вечернему небу. Но вот тугие струи, остервенясь, вновь набирали скорость и уже неслись вперед, готовые размести все на своем пути. И вновь белый поток ревел и рокотал, вновь серебряными искрами разлетались брызги, как бы стремясь достичь небес…
Старый Цой Ен Мен некоторое время задумчиво смотрел в окно на бунтующую реку, потом прикрыл легкую створку, оклеенную шелковистой рисовой бумагой, и с тяжелым вздохом сел на плоскую подушку, брошенную на ондори . “Совсем как нынешняя молодежь, – подумал он, все еще видя перед глазами необузданные потоки воды. – Все куда-то спешит, совершает необдуманные поступки, даже авторитет старших не признает…” И старик вспомнил вчерашний разговор с внуком, Ен Бином, который вдруг, казалось бы ни с того ни с сего, обратился к нему с вопросом:
– Дедушка, а что, мы должны всю жизнь бояться королевских чиновников и стражников? Почему они издеваются над нами, а мы молчим и делаем им подношения? “Угодничество – худшее из проявлений человеческой слабости ”. – Вы же всегда так говорите. Так почему же допускаете, что ваши близкие униженно кланяются чиновникам?
Это были дерзкие слова. Старый Ен Мен спокойно отреагировал на них. На то он и был мудрым (в переводе с корейского Ен Мен значит мудрый), что достойно воспринимал правду, как бы горька она ни была, а потом – Ен Бин был его баловнем. В нем он видел самого себя в юности. И, как говорится, вылитая на макушку чистая вода стекает к пяткам чистой. И старый Ен Мен многое прощал внуку.
А Ен Бин между тем продолжал, явно изливая давно накопившееся:
– Вот вы, дедушка, рассказывали, что много веков назад наш предок Цой Чи Вон, который в девятнадцать лет был уже академиком, отказался от почетного предложения служить китайскому императору. Он тогда вернулся на родину, но и тут никогда не был в услужении у короля и его сановников. Вот на кого я хочу быть похожим!
В этих словах восемнадцатилетнего внука старик уловил не только гордость за своего далекого пращура, но и упрек ему, деду, который, казалось, покорился судьбе и терпеливо сносил, что местные чиновники помыкали им, в свое время одним из самых блестящих умов Кореи. Конечно, мальчик не знал, через какие испытания пришлось пройти деду прежде, чем он оказался здесь, в этом селе, у самой границы с Россией. Еще хорошо, что деда не казнили, и то только благодаря тому, что король сделал дальнюю родственницу Ен Мена одной из своих жен.
Тогда группу молодых дворян, янбан, за недостаточное почтение королевскому двору выслали на север, и вот уже много лет опальные живут под бдительным оком стражников. В первое время их бунтарский дух еще выплескивался наружу. Один из ссыльных, вопреки советам остальных, попытался связаться с друзьями, оставшимися в столице. Но его письмо попало в руки королевской тайной охраны, и крамольнику отрубили голову.
После этого Цой Ен Мен и его сотоварищи оказались под домашним арестом. И только старику Цою разрешили учить молодежь иероглифическому письму и математике. Но ученый, когда стражникам надоело торчать на всех занятиях, стал украдкой передавать молодым людям свои знания по истории Кореи и философии. Юноши были подобны голодным птенцам, которые сидят с широко распахнутыми клювами и тут же заглатывают принесенную родителями пищу. Цой Ен Мен внутренне радовался, но понимал, что в конце концов в их головах родятся вопросы, подобные тем, которые задал при давешнем разговоре внук. Тогда им помешали: прибежала соседка и, причитая, сказала, что скончался давно уже болевший ближайший соратник Цой Ен Мена, тоже один из ссыльных. И вот теперь, вспоминая запальчивую горячность Ен Бина, когда тот бросил скрытый упрек деду, старик глубоко задумался. Но он не знал о намерениях внука и его друзей. Иначе в его душе поселилась бы еще большая тревога.
Не успело солнце скрыться за ломаной линией гор, отгораживающих село от всего внешнего мира, как Ен Бин был уже на улице, образованной невысокими, крытыми соломой чиби (. Сразу после заката бывает особенно темно, и, пользуясь этим, юноша неслышно заскользил вдоль домов, чтобы при появлении стражников успеть юркнуть в один из них. Все жители села знали внука мудрого Цой Ен Мена.
Ен Бин добрался до последнего, стоящего чуть на отшибе чиби и вошел во двор, открыв державшуюся на соломенных веревках, вместо петель, калитку в изгороди из кривых неструганых жердей. Мохнатый, низкорослый, словно придавленный к земле пес встретил юношу, радостно помахивая хвостом. Было ясно, что Ен Бин не первый раз приходит сюда.
Скинув с ног соломенные лапти, Ен Бин настороженно огляделся и шагнул в дом, прихватив обувь. Хозяин, еще молодой коренастый крепыш, поднялся с ондори навстречу Ен Бину. Ква Хан никогда не был говоруном, и сейчас, лишь молча пожав пришедшему руку и указав на плетеный коврик рядом с собой, сел на прежнее место. На минуту воцарилась настороженная тишина, но вот зашуршала по пазам раздвижная дверь, и комната стала наполняться тенями прибывающих гостей. Последнему, восьмому, Ен Бин тихо приказал:
Оставайся за дверью и следи за улицей. – Немного помолчав, он обратился теперь уже ко всем:
– Уважаемые господа! Чрезвычайные обстоятельства заставили нас собраться сегодня… – Как и дедушка, он всегда говорил неторопливо, мысленно еще и еще раз проверяя каждое слово, прежде чем произнести его. Зато сказанное им молодежь воспринимала как закон, да и старшие прислушивались к тому, что говорил молодой человек. – Вчера вечером один из стражников проговорился, что через неделю сюда прибудет королевский отряд, чтобы забрать из нашего села тридцать парней на службу в армию короля. Списки уже составлены. В нем все мы и еще двадцать два человека. То есть, кроме больных, вся молодежь села. И такое происходит каждые три года. Наши старшие братья, ушедшие в рекруты, так и не вернулись. Никто! В селе остаются лишь старики, женщины и дети. Чтобы не умереть с голоду, всем приходится работать на полях с утра до ночи. Но половину урожая отбирают те же королевские стражники. Дальше такое терпеть нельзя. Надо действовать. Как говорят старые люди, если будешь сидеть сложа руки, то каша в рот сама не пойдет. – По комнате прошелестел шепот одобрения. – Пусть каждый скажет, что делать дальше, – и Ен Бин обвел всех взглядом, пытаясь в потемках рассмотреть выражение лиц друзей. – Пон Сун, начнем с тебя. Ты у нас самый младший и поэтому, наверное, самый мудрый, – невесело пошутил он.
– Я предлагаю разоружить наших стражников, и сделать это нетрудно, потому что они всегда пьяные и по ночам дрыхнут на посту. Потом встретить королевский отряд и внезапно напасть на него. – Все это Пон Сун выпалил одним духом, боясь, что ему не дадут высказаться.
– Чем же ты будешь уничтожать стражников? Голыми руками? – раздался голос из темноты. – А королевский отряд встретишь камнями?
– А в чем была сила стратегии нашего великого полководца Ли Сун Сина? – запальчиво вскинулся Пон Сун. – В маскировке и внезапности нанесения удара. Когда появился наш кобуксен1, японцы растерялись от вида этого непонятного чудовища, и тогда наши ударили по захватчикам и победили. Да и личная смелость бойцо в тоже играет не последнюю роль в успехе, – задиристо добавил юноша.
– Это ты на кого намекаешь?! – набросились на него остальные собравшиеся.
– Вы чего расшумелись? – остановил товарищей Ен Бин. – Пон Сун высказал свое мнение. Теперь послушаем остальных и примем решение. Кто следующий?
– Я думаю, нападать на королевских солдат бессмысленно, – тихо, но внятно произнес всегда рассудительный Кок Те. – Кровопролитие никогда к доброму не приводит… А нам, наверное, надо уходить. Нас все равно уведут, как баранов. Так лучше мы будем свободными, чем тянуть ярмо на королевской службе.
– А куда уходить? – заволновались остальные. – В горы? В тайгу? Там мы околеем с голоду, да и переловят нас, как кроликов…
Ен Бин переждал, когда все успокоятся.
– В словах Кок Те есть здравый смысл. Мы не хотим сражаться с военными не потому, что мы трусы. В этом нас никто не может упрекнуть или хотя бы заподозрить. Мы никогда и никому не спускаем обиды. Но тот же полководец Ли Сун Син не лез на рожон, когда видел, что не одолеть противника. Подумайте, что будет, если даже мы сумеем перебить стражу и посланный за нами отряд? У короля хватит солдат, чтобы прислать карателей, которые уничтожат и нас, и наших родных…
– Так что же делать?! Покориться? – вскричал Пон Сун, забыв о всякой конспирации. Даже дежуривший на улице приоткрыл дверь и сердито произнес: “Вы что, ненормальные, кричите на всю округу?”
– Никто не говорит – покориться, – холодно произнес Ен Бин. – Надо уходить, и, думается, не нам одним. Мы тут поговорили с несколькими сельчанами, и те согласны идти с нами.
– А куда?..
– Через границу, на русскую сторону, – объяснил Ен Бин.
– А кто нас туда пустит? Это же чужая страна…
– А мы и спрашивать не будем. Да и спрашивать некого. Пограничников нет. Говорят, что казачьи дозоры появляются раз в несколько лет, но, думаю, мы с ними договоримся. Да русские только рады будут. Там же пустующие просторы плодороднейшей земли. Мы спустимся вдоль реки Туманган1 подальше от границы, займемся земледелием, заведем скот и будем жить, пусть нелегко, но зато свободно…
– А не кажется тебе, что не пристало нам, янбанам, копаться в земле и навозе? – с вызовом бросил Ян Сик, который был самым старшим в группе.
– А чем ты сейчас занимаешься? Сидишь у окошка и ковыряешь в носу? – под общий смех поддел чистоплюя Пон Сун.
– Действительно, – поддержал его Ен Бин. – Нам приходится всем заниматься, чтобы не пропасть с голоду. Но здесь мы половину отдаем королевским прихвостням. А там ты будешь сам себе хозяин. Через год-другой, когда устроимся как следует, перевезем родных и всех желающих. Кто знает, может через сотни лет наши потомки вспомнят, что когда-то на территории, прилегающей к королевской Корее, группа смельчаков создала Корейскую Республику, – мечтательно добавил Ен Бин. И стало понятно, что он впервые высказал давно вынашиваемые мысли.
Юношеские мечты тем и хороши, что не опутаны сетями условностей. Дерзкие до безрассудства, они потому и осуществляются. Судьба не терпит долгих раздумий. Она чаще подчиняется порыву.
Убежденность Ен Бина в правильности выбранного им пути передалась остальным. Даже дежуривший за дверью вновь заглянул в комнату и сказал: “ Я согласен!”.
– Придется уходить пораньше, чтобы успеть перейти границу до прихода королевских солдат. Туда они сунуться не посмеют. Итак, выступаем через три дня. Перед этим надо обезвредить стражу. Это я беру на себя, – Ен Бин уже выступал в роли главнокомандующего перед генеральным сражением. – Давайте обсудим некоторые детали, чтобы ничего не забыть. – Теперь его слова звучали для каждого как приказ. Все понимали, что в таком важном деле без твердого единоначалия ничего не получится.
Когда уже расходились, юный Пон Сун вдруг встревожился:
– Постойте, а как же девчонки? Ведь население новой республики должно расти? Без девчонок не обойтись…
Все засмеялись.
– Правильно, малыш, – похвалил его Ен Бин. – Это непременно надо учесть. Думаю, что в селе, где три четверти населения – женщины, в этом проблем не будет. Расходимся. Каждый знает, чем ему заниматься.
Заговорщики легкими тенями мелькнули в закоулках спящего селенья и растворились в темноте.
Утро четвертого дня застало сельчан в суматохе последних сборов. На главной и, пожалуй, единственной улице выстроилась колонна покорителей новых земель. Мешки с рисом, соевыми бобами и просом загрузили на телеги, запряженные в понуро стоявших быков. Зерна старались взять больше, чтобы хватило на еду, а главное – на семена. Тут же укладывались глиняные горшки с соевыми пастой и соусом, а какая-то молодуха, отправляющаяся с мужем и двухлетним сынишкой, умудрилась припрятать под одеяла и тюфяки горшок кимчи – квашеной капусты, объясняя обнаружившим эту лишнюю поклажу, что ее муж не может обойтись без этой острой закуски. Переселенцев набралось человек пятьдесят. В основном молодежь и люди среднего возраста. Самому старшему, Ква Хану, хозяину конспиративной квартиры, было сорок с небольшим. Старики, после недолгого совещания, решили, что будут только в тягость смельчакам. Да они и не выдержали бы трудной дороги, и начинать жизнь с нуля им не по силам.
В комнате с окнами на горную реку молча сидели на ондори мудрый Цой Ен Мен и его внук. Обоим было грустно от мысли о расставании. Наконец старик заговорил:
– Ты правильно решил, Ен Бин, что отправляешься в Россию. Еще когда был жив твой отец, я хотел посоветовать ему пойти на это, но не успел: стражники прибыли раньше времени и забрали его вместе с другими… – Старик помолчал. Тяжело вздохнув, он продолжил: – Там, на той стороне, вам будет нелегко. Чужбина – она и есть чужбина. Но все зависит от вас самих. Никогда не забывайте свою родину, не забывайте родного языка. Помните, что вы – корейцы… Корейцы… – Цой Ен Мен вновь задумался и надолго замолчал. Юноша беспокойно поглядывал в окно, за которым слышался лишь неумолчный грохот воды, бьющейся о камни. – Нет, я должен тебе сказать, – наконец проговорил дед. – Нелегко произносить это, но тебе нужно знать, чтобы самому не быть таким и уметь бороться со злом…. Вот, послушай. Однажды иностранцу сказали: “Вон стоит кореец, пойди и победи его”. Но тот покачал головой и ответил: “Нет, я не смогу победить его. Вот если бы их было десять, то победить было бы просто: они перегрызлись бы между собой и передушили друг друга”. Ты понимаешь, какой в этом страшный смысл? И как ни горько, – это правда. Есть такая черта характера в нас, и мы должны искоренять ее. Ведь если одного корейца боятся, то когда их будет десять и они будут дружными, представляешь, какая это будет сила?! Я верю, что знания, которые вы получили от нас, и ваша сплоченность, какую вы проявили в нынешнем великом деле, помогут вам преодолеть все трудности.
Старик поднялся с подушки и подошел к открытому окну. Он пристально вглядывался в прыгающие белые струи речки, будто высматривая в них судьбу своего внука. Потом, не оборачиваясь, произнес:
Мы наверняка видимся с тобой в последний раз. Придет отряд, и меня не оставят в покое. Столица всегда и во всем пытается обвинить меня. Самое большее, что они могут сделать, – это убить. Но смерти я не боюсь. Я свое прожил и вижу плоды своей жизни. Это ты, мой внук, выросший и возмужавший, мыслями и поступками доказавший, что я прожил не зря. Ты и твои товарищи постарайтесь передать своим детям и внукам знания, которые дали вам мы…
Старый Цой Ен Мен умолк, пристально вглядываясь в лицо внука, будто желая навсегда запечатлеть его образ. Тяжело вздохнув, он произнес: “Иди, Ен Бин. Там тебя ждут. Ты нужен людям, и поэтому я счастлив. Да будет Всевышний милостив к вам. Ступай, ступай, ” – и старик отвернулся к окну, где горная речка продолжала свой бесконечный бег.
С тяжелым сердцем покидал Ен Бин домик на утесе, нависшем над быстро текущими водами. Но когда он увидел, с каким ожиданием и надеждой смотрят на него переселенцы, ему уже некогда было переживать. Он полностью окунулся в заботы и дела.
…Колонна тронулась. Заскрипели тяжелые деревянные колеса телег – тальгуди, раздался плач женщин. Глядя на них, заревели дети. Мужчины шли в суровом молчании, сердца их сжимала тоска перед неизвестным будущим.
И без того тягостную атмосферу предстоящей разлуки усугубил местный ворчун и брюзга, немолодой уже Пак Ке Рен. Он поднялся на придорожный камень и, изображая пророка, вскричал:
– Издревле люди говорили: “Не иди по тропе, где идет один человек, а иди – где десять!” А вы отправляетесь по полнейшему бездорожью. Не будет вам пути, и вы…
– Замолчи, собачье отродье! – прервал самозванного оракула стоявший рядом старик, из тех, кого сослали сюда вместе с мудрым Цой Ен Меном. – К великой цели проторенных путей не бывает. А про таких, как ты, сказано, что, если язык болтуна прибить к дереву, то растение погибнет от исходящего от мерзавца яда… Дети мои! – обратился старик к отъезжающим, – не слушайте этого брехуна. Идите с Всевышним в душе, и пусть сопутствует вам удача…
Далеко за околицей, где заканчивались последние кукурузные поля, провожающие остановились и долго еще махали вслед первопроходцам на чужбину.
Граница в виде небольшой речушки, отделяющей Корею от России, была недалеко. На второй день пути, в жаркий полдень переселенцы достигли заветного рубежа. Поспешно, будто близка погоня, они перебрались через речку и вздохнули спокойнее. Но Ен Бин и его молодые единомышленники понимали, что они еще лишь в относительной безопасности. Королевские солдаты вполне могут пройти по их следам и преспокойно перейти границу, чтобы перебить всех. Но, к счастью, королевский отряд еще не дошел до их села. Старого Цой Ен Мена и других старейшин еще не начали пытать, чтобы узнать, куда делась молодежь. Домик на утесе пока был цел и не превратился в кучу пепла.
А переселенцы медленно, шаг за шагом, углублялись в страну, которая должна была стать для них второй родиной.
