От автора
Пока мы жили в Москве, Анатолий бодрился как мог. Вера Михайловна, сама недавно перенёсшая тяжёлое заболевание – ишемический инсульт, – изо всех сил старалась хоть что-то делать по хозяйству, а наши племянники, Володя и Алёша, после работы, пересекали всю Москву, чтобы привезти продукты и побыть с нами.
Родители сделали всё, чтобы сыновья стали хорошими, честными людьми. Дали им высшее образование: Владимир стал инженером-химиком, Алексей – инженером-электриком. Оба женаты. У Владимира две дочки.
В один из тёплых майских дней Лёша, по просьбе отца, повёз всех нас на своём «жигулёнке» по Москве. Старший брат решил показать нам места, где мы жили когда-то с папой, и молодая ещё моя мама была счастлива и беззаботна.
Крымский мост. Самый центр Москвы. Знаменитая Остоженка. Дом № 53. Мы молча стояли под его окнами. Не знаю, какие мысли пронеслись за эти несколько минут в маминой голове. Она была очень грустна и молчалива – будто встретилась со старым своим другом и теперь прощалась навсегда…
Побродили по Красной площади и поехали к Новодевичьему монастырю. Почти рядом с ним, в старом пятиэтажном доме, кипела полная будничной суеты чужая жизнь.
– Мама, ты помнишь, мы здесь жили… – сказал Анатолий.
Мама встрепенулась, стряхнула задумчивость.
– Помню! Скольких трудов стоило мне добираться отсюда до мединститута…
И повернулась к нам:
– Вы были ещё малышами, папа каждый вечер, как бы ни уставал на занятиях и после работы в Издательстве иностранных рабочих*, водил вас гулять в парк, катал на санках…
Малозначащие вроде бы слова. Но мы понимали – какой огромный смысл вложила в них мама: она отдавала дань минувшему и думала, возможно, о непредсказуемости и неожиданных превратностях своей так драматически сложившейся жизни, хозяйкой которой она не могла быть. Чужие, жестокие люди, полновластно владевшие судьбами миллионов людей, крушили, ломали их жизни, согласуясь лишь со своей всевластной волей.
В душе Анатолия осталась незажившая рана – с ней он и ушёл из жизни: он так и не нашёл своего младшего брата, Алексея. Он исчез бесследно. Может быть, попал молоденький курсант мореходки в беспощадную мясорубку репрессий ещё в 1930-е годы. Или погиб в войну. Человека нет – и будто никогда и не было его на свете. Подобных случаев в стране беззакония и абсолютного равнодушия к судьбам тысяч и тысяч людей – не счесть.
На встречу с Анатолием мы ездили без Владимира. Связанный неотложными делами, он не смог оставить Уральск. Но как только позволили обстоятельства, вылетел в Москву.
Из рассказа моей мамы, Веры Гавриловны
Когда приехал Володя, Толя уже лежал в госпитале. Обострились фронтовые раны, осложнилась болезнь почек. Я безотрывно была рядом ним все дни. На ночь меня сменяли сыновья или снохи. Держалась, как могла – сама была нездорова.
Состояние Анатолия было очень тяжёлым. Он часто терял сознание и, придя в себя, уже не так живо реагировал на окружающее. Жизнь медленно, словно нехотя, покидала его отчаянно сопротивлявшееся тело. Мы бессильны были помочь ему, хотя делали, казалось бы, всё возможное.
Приезд брата встряхнул Толю, вместо трёх дней, как предполагал, Володя пробыл в Москве все десять, и почти круглыми сутками был рядом с Толей, убедив меня побыть дома, отдохнуть. В Уральск уехал, когда дела у брата стали понемногу налаживаться. И действительно, Толя начал есть и даже садиться в постели, опираясь на подушки. Мы воспрянули духом в надежде на лучшее. Вскоре врачи разрешили выписать его домой.
От автора
Анатолий скончался зимой 1991 года. К великому нашему огорчению, никто из нас не смог вылететь в Москву проводить брата в последний путь. Я была прикована к постели тяжёлой болезнью, мама и Декабрина неотлучно находились при мне. Мама рвалась поехать одна, но мы с сестрой не рискнули отпустить её в зимнюю пору в такой далёкий путь, ведь ей тогда было уже 88 лет. Послали телеграмму с выражением соболезнования и деньги. Из Уральска в Москву вылетел Владимир.
