ПРОЛОГ
Белоснежный трехпалубный красавец-теплоход “Геннадий Невельской” острым носом аккуратно вспарывал надвое черные волны Амура. Лишь недавно сошедший со стапелей, он, казалось, любовался собой, и сейчас, в ночной тьме, досадовал, что нельзя увидеть свое отражение.
Миновали пристани с интересными названиями: Тыр, Маго и другие. Днем погода стояла чудесная. Была золотая пора дальневосточного бабьего лета. Но уже вторую ночь подряд поднимался ветер, и волны накатывались на металлические борта судна, точно стараясь разбить его. Из-за качки даже отменили танцы, и пассажиры-туристы рано разбрелись по каютам.
Помощник механика Гаврила Снегирев, а попросту Гаврик, или дедок (до “деда”, как обычно зовут на судах механиков, он еще не дорос), поднялся на палубу подышать свежим воздухом. Прошлогодний выпускник Находкинской мореходки, он был горд тем, что работал на этом комфортабельном теплоходе. Ему здесь нравилось все – и само судно, или, как он называл по-военному, “корабль”, и седоусый щеголеватый капитан, и широкая полноводная река, на которой он вырос, – Гаврик родился в Благовещенске. Вот и сейчас темный таинственный Амур, несущий вздыбившиеся волны с клубящимися барашками и с берегами, затерявшимися в ночи, казался ему океаном.
“Как все-таки китайцы точно назвали Амур, – подумал Гаврик, – “Хейлунцзян” – река Черного дракона. Ведь он действительно похож на это чудище!” – И дедок зябко поежился.
Крепко держась за леер, тянущийся по фальшборту, Снегирев с замиранием сердца смотрел на седые валы, кажущиеся косматыми загривками гигантского дракона, а вспыхивающие внезапно желтые огни бакенов, отмечающих фарватер, – круглыми глазами многоголового чудовища. А еще Гаврику нравились пассажиры, особенно пассажирки. Веселые, нарядные, шумные и раскованные, какими могут быть люди только в отпуске вдали от дома, все они для Гаврика были сказочными существами. И он влюблялся в каждую молодую женщину. Ему же было только двадцать лет!
Но он ни разу за все четыре рейса от Благовещенска до Николаевска-на- Амуре и обратно не видел такой красивой девушки, как Света Тенева, с которой он познакомился сразу, только она вступила на палубу. На ее бело-матовом лице, обрамленном золотистыми волосами, яркими звездами горели большие карие глаза. Они были такими радостными и улыбающимися, что у Гаврика враз перехватило дух.
До этого он стоял важный и неприступный, в парадной форме, созерцая поднимающихся пассажиров, но, увидев ее, шагнул навстречу и, широко улыбаясь, протянул руку, чтобы взять спортивную сумку.
– Здравствуйте! Я – Гаврик, помощник механика. Дайте вашу путевку. Я провожу вас в вашу каюту, – нарушил и приказ капитана, и свои принципы Снегирев.
– А я – Света. Света Тенева, – просто и весело отозвалась девушка, как будто была уверена, что на теплоходе все такие приветливые и обходительные.
С этого момента Гаврик ходил, как потерянный. Все свободное от вахты время он проводил на палубе, надеясь встретить Свету. Но видел ее лишь дважды, когда она загорала в шезлонге и шла на обед в ресторан.
Вечером он осмелился даже постучать в ее каюту, но та оказалась запертой.
На рассвете сквозь сон дедок услышал ее звонкий, веселый голос. Она со сдержанным восторгом говорила кому-то:
– Смотрите-смотри, вон Самара вливается в Амур!.. А вон пристань… Какая маленькая и смешная! Погляди, какое чудо вокруг! Какое чудо!
В ответ послышался мужской голос. Слов Гаврик не разобрал, но в голосе явно улавливались нотки волнения. Он наконец проснулся совсем и, вскочив с койки, подбежал к иллюминатору. Но Светы уже не было. Гаврик заметил лишь смуглого человека с проседью в волосах. Тот спешил за спутницей и напоследок оглянулся на проплывающий берег.
Перед тем, как заступить на вахту, дедок несколько раз обошел весь теплоход, но так нигде и не встретил девушку. И сейчас ему особенно остро захотелось, чтобы Света оказалась рядом, чтобы так же, как и он, она видела расходившиеся волны, чтобы свежий влажный воздух врывался порывами в ее легкие, чтобы прохладные брызги обдавали ее лицо, заставляя звонко смеяться! В его памяти всплыла она: залитая солнцем в легком белом платье, по которому от левого плеча до подола, словно струйка крови, бежала тонкая алая отделка, чуть изгибающаяся на выпуклости груди. Солнечные лучи пронизывали всю ее точеную фигурку. И, казалось, она плыла по воздуху над сходнями: такой была невесомой.
Гаврику почудилось присутствие Светы рядом настолько ощутимо реальным, что он невольно протянул руку, чтобы дотронуться до нее. Но рука провалилась в пустоту. И в этот момент он увидел девушку. Вернее, силуэт в освещенном проеме двери. Она стояла неподвижно, будто в сомнении – выходить или нет. Дедок кинулся к ней.
– Светочка, вы что, хотите подышать? Правильно. Нет ничего целебнее воздуха амурской волны. Пойдемте на палубу.
Но девушка оттолкнула его и бросилась к борту.
– Стой! – заорал Снегирев. – Света, стой! – и рванулся к девушке. Гаврик даже ухватил Теневу за руку, но пальцы лишь скользнули по запястью. В темноте светлым мотыльком мелькнула ее фигурка. За шумом волн и ветра не слышно было легкого всплеска.
– Человек за бортом! – от дикого крика Гаврик сорвал голос и следующий вопль “Человек за бортом!” прозвучал беспомощно тихо.
Снегирев рванул сшитые по особому фасону матросские клеши – они сами по себе свалились с ног – и кинулся через фальшборт в воду, но болтающийся леер силком перехватил ногу, и последнее, что помнил Снегирев, был сильный удар головой о палубу. Он потерял сознание.
