Клара долгим внимательным взглядом окинула комнатку, где прошло ее детство, подошла к небольшому письменному столу, за которым готовила уроки, просиживала ночами во время экзаменационных сессий. Она погладила шероховатую, лопнувшую местами поверхность дерматина на столешнице. Поправила рамку с фотографией, где она с Лаурой еще с длинными косами. Взяла в руки пакет, на котором ее четким размашистым почерком был написан адрес… Глубоко вздохнув, положила конверт в центр стола, для верности прижав его круглыми в белой пластмассовой оправе часами. Потом резко развернулась и плотно прикрыла за собой дверь.
Девушка вышла из дома и, не торопясь, пошла по шумным улицам города.
Клара была совершенно спокойна. Дома ее никто не хватится. Родители поехали к бабушке, но не для того, конечно, чтобы обговаривать день ее свадьбы. Бабушка тяжело заболела, и мать уговорила отца съездить на несколько дней. Лауры, как обычно в последнее время, не было дома. Наверное, была у Геннадия, тяжело переживающего смерть брата.
На автобусной остановке к Кларе стал приставать какой-то подвыпивший парень. Он был даже чем-то похож на Дмитрия – ростом, фигурой. Но Дмитрий никогда не позволил бы себе такого. Она опасалась, что пьянчуга тоже поедет до конца, но тот, к счастью, сошел почти сразу.
Когда автобус дошел до конечной остановки, пассажиры поспешно покинули его – разбежались во все стороны, будто боясь, что кто-то собирается согнать их назад.
Автобус развернулся и ушел. Клара осталась одна. Не торопясь, она пошла в гору к бесконечной лестнице, ведущей на плотину.
Ступенька за ступенькой девушка поднималась к быстро темнеющему небу. Она не чувствовала усталости. Ноги сами несли ее, а все существо было наполнено воспоминаниями о недавнем прошлом. На площадках останавливалась и подолгу бродила, касаясь руками холодных поручней. И это прикосновение рождало в ней воспоминания о том прекрасном солнечном дне, когда они с Димой, переполненные радостью и счастьем, поднимались по этой лестнице, сидели за столиками на этих площадках и так же, как сейчас, металлические трубы приятно холодили ладони. Как странно, кажется, что с тех пор прошли века, а в руках осталось то же ощущение. Но тогда прохлада была приятна, действовала умиротворяюще, а сейчас холод железа, казалось, проникал до самого сердца.
Клара поднималась все выше. Вдруг она почему-то заторопилась. Видимо, бессознательно спешила за последними лучами солнца, которые огненными раструбами перечеркивали полнеба.
Когда девушка, запыхавшись, поднялась на плотину, дальняя горная вершина еще была увенчана золотистой короной, отблески которой багровыми лоскутьями разрывали безмолвие вечных снегов.
Клара подошла к широкому каменному парапету. Перегнувшись, она глянула вниз. Там клубилась бездонная тьма. В лицо пахнуло смертью. Девушка отшатнулась. Ноги не держали ее. Она опустилась на колени и подняла голову. Над ней беззвездным шатром раскинулось еще чуть светлое небо. И таким величавым спокойствием повеяло от него, что слезы, впервые после смерти Дмитрия, полились из глаз. Она не умела молиться. Для последних нескольких поколений “Бог” было запрещенным понятием. Безбожье было нормой существования целых трех поколений. Клара с презрением вытравляла из себя любую мысль о возможности существования высшего начала, владеющего судьбами людей и всей жизни на земле. Но тут слова сами полились из ее уст: “Господь, Отец! Я верю, Ты есть! Прости меня за то, что я собираюсь сделать. Я знаю, что собираюсь совершить страшный грех, лишая себя жизни, которую Ты мне даровал и которая всецело принадлежит Тебе. Но мне надо спасти сестру. Я не могу лишить родителей сразу обеих дочерей. Я даже оболгала своего любимого. И это я делаю тоже ради спасения сестры. Она еще так молода… Дима, мой любимый Дима! Мой единственный! Ты ведь тоже простишь мне мою хоть и вынужденную, но чудовищную ложь. Ты поймешь меня. Я не могла ничего придумать в оправдание Лауры. Прости меня, Всевышний! Дима, прости! И мы навсегда будем вместе. Навсегда…”
