I
Говорят, перед мысленным взором человека, оказавшегося у черты, за которой кончается земное существование, в одно мгновение проносятся видения всей его жизни. Какие чувства освещают последний миг его сознания? Любовь, смирение, сожаление, отчаяние или разочарование?..
Впервые задуматься об этом меня заставила лаконичная «Справка о реабилитации» моего отца полученная моей мамой весной 1957 года.
Вот её текст:
«КИМ Михаил Михайлович, 1896 г.р., уроженец дер. Тизинхэ, Приморского края, был осуждён Военной Коллегией Верховного Суда СССР 25 мая 1938 года по ст. 581а, 582, 588, 5811 УК РСФСР и приговорён к высшей мере наказания – расстрелу, с конфискацией имущества.
Рассмотрев материалы дела и действительной проверки и соглашаясь с доводами, изложенными в заключении комиссии, Военная Коллегия Верховного Суда СССР
ОПРЕДЕЛИЛА:
Приговор Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 25 мая 1938 года в отношении Кима Михаила Михайловича по вновь открытым обстоятельствам в уголовном порядке прекратить.
Офицер 3-й зоны Военной Коллегии
Верховного Суда СССР,
капитан юстиции Бадукин В.Г.».
В начале октября 1960 года мама получила ещё один документ – из Приморского краевого комитета (крайкома) партии, датированную 20 сентября 1960 года:
«СПРАВКА
«Ваш муж, Ким Михаил Михайлович, в партийном отношении (посмертно) полностью реабилитирован.
Решение пленума Далькрайкома ВКП(б) от 25 февраля 1936 года об исключении его из членов партии ОТМЕНЯЕТСЯ.
Председатель парткомиссии
при крайкоме КПСС Спевак».
Так, наконец, через двадцать лет догнала нас правда об отце. Два десятилетия глухой неизвестности и неопределённости… Все эти годы наша семья – мама, мы, её дети, жили в ожидании чуда, которое время от времени подогревалось разными слухами и домыслами.
То получали вдруг письмо, где совершенно не знакомый нам человек описывал встречу с нашим отцом в непроходимой тайге, на лесоповале. Рассказывалось о страшных подробностях жизни политических заключённых. То кто-то передавал через мало знакомых людей, будто случайно видели папу в поезде – опустившегося, оборванного, с протянутой для подаяния рукой. Была и такая версия: Михаил Михайлович отбывает пожизненную ссылку на Крайнем Севере. Женился. Вполне благополучен.
Каждый раз, собравшись вместе, мы обсуждали прочитанное и услышанное, теряясь в догадках: верить – не верить? И всегда в маминых глазах светилась надежда: лишь бы был жив!
Официальные сообщения известных органов развеяли все сомнения.
Вот тогда-то, в одну из бессонных ночей, вдруг пронзил мой воспалённый мозг вопрос: что пережил папа за те 15 роковых минут – от приговора до расстрела?.. О чём думал он в мрачном подземелье внутренней тюрьмы Хабаровского управления НКВД?..
…Я плохо помню своего папу. Но всегда ношу в себе радостное ощущение его близости. Он любил нас – маму, своих детей – беззаветно и преданно. Семья была для него той пристанью, где отдыхают душой, расслабляются от вечной напряжённости от не кончающейся работы. Тем не менее он жертвовал семьёй ради своих дел и идей, каждой клеточкой души веря в коммунистические идеалы.
Неужели он ушёл из жизни с этой верой? А может быть, в минуту расставания с бренным земным существованием молнией пронеслась в его сознании страшная в своей наготе истина: борьба была напрасной. Жизнь и силы отданы ей бесполезно…
Передо мной старая, успевшая пожелтеть фотокарточка. Правый её уголок покрыт белым пятном, появившимся после ареста отца и обыска в нашем доме. Мы жили тогда на Дальнем Востоке, в совхозе имени Сунь Ятсена* (Никольск-Уссурийская обл.*, Михайловский р-н). Моя бабушка, Мария Васильевна, жившая со своими многочисленными детьми и внуками в Хабаровске, мудро предвидя последствия (повальные обыски у близких родственников), предусмотрительно спрятала подаренный ей зятем снимок под бочку с квашеной капустой. Аккуратно завёрнутая в клеёнку, фотокарточка пролежала в этом тайнике до того самого дня, когда папу отправили этапом в ссылку в Оренбург. Но правый её уголок всё-таки оказался подпорченным.
Шёл XVII съезд ВКП (б), названный Сталиным «съездом победителей»15. В составе делегатов с правом решающего голоса (мандат № 134) от партийной организации Дальневосточного края были М.М. Ким, начальник политотдела совхоза имени Сунь Ятсена*, и А.А. Ким.
На фотоснимке в первом ряду сидят: В.М. Молотов*, М.М. Ким, во втором – М.И. Калинин*, К.Е. Ворошилов*, И.В. Сталин, Я.Б. Гамарник и Л.И. Лаврентьев*. Лица двух последних делегатов густо замараны – после их ареста бабушка, видимо, одурманенная, как и многие, идеологией лжи и клеветы, поспешила затушевать лица «врагов народа».
Как оказался отец в окружении вождей партии?
Из рассказа моей мамы, Веры Гавриловны
Михаил Михайлович вернулся со съезда в прекрасном настроении. Он был полон оптимизма и вдохновения. Привёз много подарков – мне, детям, родственникам, близким знакомым. Наш дом сразу же наполнился людьми. Послушать мужа, которому посчастливилось быть на съезде, лично познакомиться со Сталиным приходили знакомые и незнакомые. Многие, не смотря на зимнее бездорожье, приезжали из соседних сёл, из райцентра.
Затаив дыхание, все слушали рассказ Михаила Михайловича, из рук в руки передавали фотокарточки. Одну из них, где он снят рядом со Сталиным, рассматривали особенно долго и тщательно. Огромное впечатление произвела на всех большая толстая книга в коленкоровом переплете – «Беломорско-Балтийский канал имени И.В. Сталина»*. На её титульном листе – собственноручная надпись Сталина: «Ким Михаилу Михайловичу – настоящему коммунисту». И характерная, знакомая многим миллионам роспись вождя.
