Ι. ТРАГИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ 1937 ГОДА
Эльвира КИМ
ЖИЗНЬ В СТРАНЕ АБСУРДОВ
(Документальная повесть)
Об авторе
Эльвира Михайловна Ким (1926–1994) – профессиональный журналист. Окончила факультет журналистики Казахского государственного университета имени С.М. Кирова (ныне – Казахский национальный университет имени аль-Фараби) в Алматы. Работала редактором в Госкомитете Казахской ССР по телевидению и радиовещанию, главным редактором Семипалатинского областного радио. В редакции семипалатинской газеты «Иртыш»* прошла путь от рядового корреспондента до первого заместителя главного редактора.
Э.М. Ким автор шести книг, изданных в Казахстане и в Москве. В их числе сборники очерков «Хозяин степи», «Звёзды Петра Первака», повесть «За высоким забором». Её очерки печатались в журнале Союза писателей Казахстана «Простор» (Алматы).
Повесть «Жизнь в стране абсурдов» посвящена трагической теме, которая на протяжении почти семи десятилетий существования СССР* находилась под официальным запретом и бдительным контролем карательных органов государства1. Строго следуя документальным данным, автор предаёт гласности добытые ею доподлинные сведения о санкционированных Сталиным* массовых репрессиях на Дальнем Востоке. В скорбном списке этих жертв – её отец, Михаил Михайлович Ким, и его друг Афанасий Арсеньевич Ким* – видные политические деятели Приморского края*, члены большевистской партии, делегаты её XVΙΙ съезда9.
Факты насильственного переселения советских корейцев с Дальнего Востока в Казахстан, картины их жизни на новой родине воссоздаются в повести через призму личных переживаний и размышлений автора.
Светлой памяти дорогих родителей –
Ким Веры Гавриловны
и Ким Михаила Михайловича,
а также всех корейцев,
расстрелянных в годы сталинских репрессий,
и их многострадальным семьям
ПОСВЯЩАЮ
Слово к читателю
В памяти – наша совесть. Мы, прошедшие по ухабистым и крутым дорогам жизни, уже в праве, оглянувшись назад, возродить из пепла небытия наше прошлое. Его старательно и долго пытались вымарать, перечеркнуть, вытравить из нашего сознания. Мы так и жили, в тайниках мыслей и сердец храня обиду за свою человеческую неполноценность в советском обществе, незаслуженно обременённые непосильной ношей национальной обречённости.
Негласно, но строго и требовательно нам многое запрещалось. Признавая наши способности, силу интеллекта, жизнестойкость, нас порой не обделяли и правительственными наградами, кидая их, как бросают кость в пасть голодному псу. Но не спускали с «поводка», намеренно укорачивая его, – мол, не зарывайся, каждый сверчок знай свой шесток…
Многие из нас так и не смогли реализовать себя. Талантливым организаторам, политикам, учёным было суждено всегда оставаться на вторых ролях.
Живя в атмосфере лицемерия, лжи и клеветы, многие ловко приспособились к Системе*, идя на поводу её иезуитской порочности. Что привело к печальным результатам. Травой забвения покрыта история советских корейцев, а имена тех, кто стоял у её истоков, вспоминаются лишь при случае, скороговоркой, мимоходом. В жёсткой борьбе за выживание некоторые из нас стали утрачивать нравственные ориентиры.
Предпринимались, конечно, попытки воссоздать жизнь и деятельность корейцев – борцов за установление советской власти на российском Дальнем Востоке. Но это были лишь робкие, неуверенные шаги. Немногочисленные публикации на данную тему, появившиеся после реабилитации репрессированных и расстрелянных корейских политических деятелей, к сожалению, излагают лишь скупые факты. И к тому же некоторые содержащиеся в них сведения представлены в искажённом виде.
Как, например, в биографической справке о моём отце – Михаиле Михайловиче Киме, вошедшей в небольшую книжку участника Гражданской войны в России*, ставшего в последующем журналистом, Матвея Тимофеевича Кима – «Корейские интернационалисты в борьбе за власть Советов на Дальнем Востоке (1918-1922 гг.)»а. Я не склонна обвинять в этом автора. Напротив, с чувством сердечной благодарности храню эту книжку, как его дар, бесценный для меня, и время от времени перечитываю. Я восхищаюсь мужеством и смелостью этого человека. В те времена, когда он работал над этим своим произведением, все необходимые документы ещё пылились в тщательно охраняемых архивах КГБ СССР. Матвей Тимофеевич рисковал собой, своей карьерой, благополучием. Полной уверенности в том, что вслед за публикацией книги не будут приняты какие-то репрессивные меры в отношении автора, у него, по-видимому, не было. КГБ в те времена был организацией всесильной, его карающий меч мог обрушиться на опальную голову внезапно и безжалостно.
Только в конце 1980-х годов, когда лодка тоталитарного режима, захлебнувшись в горько-солёном океане бесправия и беззакония, дала резкий крен, корейцы, как и многие другие насильственно оторванные от своих корней народы Советского Союза, получили возможность сказать своё слово правды о себе.
Однозначную, бескомпромиссную позицию сразу же занял юрист, председатель Корейского культурного центра в г. Аккургане (Ташкентская обл., Узбекистан) Владимир Дмитриевич Ким. Он был, пожалуй, первым, кто начал искать бесследно исчезнувшие в завалах органов госбезопасности следы корейцев – политических деятелей. Терпеливо, изо дня в день обращался он в архивы местных управлений КГБ – в Хабаровск и Владивосток, а также в Москву – в Генеральную прокуратуру СССР и Верховный Суд СССР, по крупицам собирая копии, казалось бы, навсегда утраченных документов.
В чётко отработанной системе своего поиска Владимир Дмитриевич отвёл место и родственникам расстрелянных отцов, мужей, братьев. Благодаря его поисковой системе нашёл нас через 50 лет наш брат Анатолий, мы заочно познакомились с сыном Афанасия Арсеньевича Кима – Тельмиром Афанасьевичем, а тот, в свою очередь, свёл нас с замечательным человеком, талантливым журналистом и писателем, дальневосточником Александром Степановичем Сутуриным.
В одном из писем ко мне Тельмир Афанасьевич Ким пишет: «Судьба наших отцов трагична, но достойна. Мы можем гордиться ими».
Отрадно, что мои мысли и моя позиция перекликаются с мыслями и мнениями В.Д. Кима, Т.А. Кима, А.С. Сутурина.
К великому огорчению, мне так и не довелось лично познакомиться с Александром Степановичем. В конце 1991 года он внезапно скончался. Мы храним о нём дорогую и светлую память.
Как и Владимир Дмитриевич Ким, и Тельмир Афанасьевич Ким, Александр Степанович Сутурин сделал много для восстановления документальных сведений о трагических событиях, связанных с кровавыми сталинскими репрессиями на Дальнем Востоке, помог возродить имена безвинно расстрелянных наших отцов.
Первые документальные очерки о казнённых делегатах XVII съезда ВКП(б) Афанасии Арсеньевиче Киме и Михаиле Михайловиче Киме – «Реабилитирован посмертно» и «Пятнадцать роковых минут», где дана объективная оценке происшедшему в 1935-1938 годах, принадлежат перу В.Д. Кима10. Они были опубликованы в газетах «Ленин кичи»* и «Сельская правда» (орган ЦК Компартии Узбекистана) в декабре 1989 года.
С Владимиром Дмитриевичем мы вели переписку, начатой им, а встретились мае 1991 года в Москве, на съезде советских корейцев, учредившем Всесоюзную ассоциацию советских корейцев*. Именно В.Д. Ким вдохновил меня на работу над этой документальной повестью об отце, ему я благодарна за большую помощь и поддержку, за искреннюю заинтересованность в скорейшем окончании этой моей книги.
…Отец мой погиб в расцвете лет – ему было всего 42 года. Его соратники, расстрелянные вместе с ним, были примерно того же возраста. Вдумаемся в этот факт и осмыслим его. Какой огромный интеллектуальный потенциал безжалостно был смят и уничтожен! Сколько пользы могли бы принести обществу эти высокообразованные люди! Какого экономического и социального рассвета могла бы достичь корейская автономия (будь она организована) под их руководством! Но этому не суждено было осуществиться…
Не мы ли, потомки и наследники завещаний, оставленных нашими отцами, не новые ли поколения, идущие за нами, обязаны взять на себя ответственную и благородную миссию возрождения наших корней, родного языка, традиций корейского народа, наконец – утверждения попранного Национального Достоинства.
Я дала своей документальной повести, быть может, не слишком лицеприятное название – «Жизнь в стране абсурдов». Сегодня открыта почти вся правда о той Системе*, которая возвышала и низвергала целые народы и лучших его сынов и дочерей, превращая их то в героев, то в рабов, бессмысленно их уничтожая, творя геноцид… Разве это не абсурд, что всё разумное, светлое, чем могли бы жить люди (просто жить!), было опутано плотной идеологической паутиной, что – и это главное – сами творцы сей Системы ей же подло изменяли?!
Мы – дети этой абсурдной Системы, чудом оставшиеся жить и чудом сумевшие сохранить в себе человека с человеческим лицом…
Когда на Хабаровском городском кладбище, на месте огромной братской могилы, где были захоронены расстрелянные в 1938 году жертвы политических репрессий, открывали памятник-часовню, епископ Хабаровский и Владивостокский отец Гавриил, освящая её, сказал: «Без рядом стоящего человека мы не можем существовать». И ведь действительно, что значит каждый из нас в этом бушующем жизненном океане без надёжной опоры, доброго участия, дружеской поддержки?
Всё это я в полной мере ощутила, работая над этой своей повестью. Хотя друзей, которых я здесь называю, и не было при этом рядом, они вдохновляли меня своими письмами-раздумьями. Сверяя написанное с теми мнениями, которые могли бы высказать они, я постоянно ощущала их незримое присутствие.
Возможно, некоему слишком уж взыскательному читателю моя повесть покажется предвзятой. Но следует иметь в виду, что написана она только на основе обнаруженных в архивах КГБ документов, а также воспоминаний очевидцев тех страшных событий, которые происходили в те уже далёкие от нас времена. Здесь нет ни грана вымысла, да это было бы, наверное, и кощунством по отношению к тем, кого уже нет рядом, о ком эта книга…
Вместо предисловия
Кто мы такие?.. Где наши корни?..
Почему тысячи и тысячи корейцев, насильно вывезенные из своих родным мест и разбросанные по всему бывшему СССР, стали манкуртами, не помнящими родства? Чем провинились они перед страной? И виноваты ли они в том, что с ними произошло?
Найдётся ли сегодня мудрец, способный объективно и беспристрастно, отбросив эмоции, отстранённым взглядом окинуть минувшие десятилетия и ответить на эти вопросы?
К сожалению, многие из тех, кто находился в центре политических событий на советском Дальнем Востоке в середине 1930-х годов, были уничтожены, как мой отец и его друг и соратник Афанасий Арсеньевич Ким, другие сгинули в тюрьмах и лагерях, простились с жизнью на поселении.
Старики, пережившие вселенскую драму насильственного переселения, покидают нашу грешную землю, уходят в мир иной. Нынешнему поколению, выросшему в атмосфере глухого незнания о советском прошлом родного народа, неведомы тайные перипетии случившегося с ним в 1930-е годы.
Корейцы были первыми, кто сначала в 1935-м11, а затем в 1937 году стали жертвами позорных гонений по национальному признаку. Это уже позже, в 1940-х годах, началась массовая депортация калмыков, немцев, крымских татар, греков, чеченцев, ингушей…
Но, насколько мне помнится, об этом всегда умалчивалось. Тайна запретной темы слегка приоткрылась лишь сравнительно недавно – в конце 1980-х годов, в период «перестройки»*.
До сих пор идёт спор о причинах репрессий против корейцев. Считается, что Сталин хотел очистить от «ненадёжных элементов» дальневосточную приграничную полосу СССР.
В какой-то мере это подтвердил и К-в, один из бывших руководителей <Семипалатинской> областиа. Он принимал участие в работе пленума ЦК Компартии Казахстана, где было принято постановление о широком выдвижении корейских кадров на руководящие должности12. Но, как и большинство подобных документов, данное постановление так и осталось нереализованным. Так называемая «тихая», «ползучая» реабилитация советских корейцев не внесла особых перемен в их судьбы13.
Здесь я могу привести случай из своей жизни.
В 1970-х годах встал вопрос о назначении нового редактора семипалатинской областной газеты «Иртыш»*. Предыдущий редактор, уходивший на пенсию, однозначно назвал мою фамилию. К тому были реальные предпосылки: немалый стаж моей журналистской работы, организаторский опыт, наконец, орден Трудового Красного Знамени – второй из числа вручённых журналистам Казахстана, другие правительственные награды. Однако секретарь обкома партии по идеологии категорически отверг мою кандидатуру – он всё ещё придерживался негласной, но твёрдой позиции: «не та» национальность, «дочь врага народа», хотя к тому времени уже полностью реабилитированного…
А вот как описывает свою судьбу Тельмир Афанасьевич Ким, сын Афанасия Арсеньевича Кима
«Почему я избрал профессию моряка, до сих пор объяснить себе не могу. Видимо, это было противодействие ограничению в свободе. Мать была против – она знала, что на моём пути будут закрыты двери всех учебных заведений, где готовят специалистов этой профессии. Так и случилось. Все мои старания поступить в мореходные училища – в Ростове-на-Дону или в Херсоне – ни к чему не привели. Не помогла даже похвальная грамота отличника учёбы… Требовалась безупречная биография. И я стал плавать простым матросом на судах Азовской и Черноморской флотилий.
В 1951 году, работая на заводе «Красный флот» в Ростове-на-Дону, я по наивности решил вступить в комсомол. На комсомольском собрании рассказал правду об отце. Большинством голосов меня всё же приняли в комсомол. Много раз ходил в горком комсомола, но под всякими предлогами комсомольский билет мне не выдавали. Я всё понял и не стал далее настаивать. Через курсы командного состава получил звание штурмана и в дальнейшем работал судоводителем.
После реабилитации отца мне таки позволили поступить в Астраханское мореходное училище. К тому времени я уже плавал на промысловых судах Каспия. Окончив училище, в 1964 году уехал во Владивосток в надежде на дальние моря. Однако я глубоко ошибался: ограничения по визированию (т.е. недоверие) так и остались, а в эпоху застоя* вновь ощутил недоброжелательность. Работая капитаном, я имел допуск только в территориальные воды зарубежных стран, без захода в порты. Вот так можно унизить человека, используя его даже в качестве капитана. Но и в этих условиях мне удалось получить должность капитана дальнего плавания.
В конце 1970-х годов вышло «Положение по режиму загранплавания», согласно которому капитан даже в малом плавании (без захода в порты) должен быть визированным. Передо мной встал выбор: либо я соглашаюсь перейти в младшие помощники капитана, либо списываюсь на берег. Я выбрал второе. И с тех пор (с 1981 г.) работаю морским лоцманом в торговых портах Дальнего Востока.
Система нас раздавила и физически, и морально. Её плоды – это прах членов нашей семьи, разбросанный по всему свету: отец, по данным КГБ, захоронен в г. Хабаровске (Россия), мать – в г. Евпатории (Украина, Крым), дедушка по матери – в г. Мирзачулеб (Республика Узбекистан)), дедушка по отцу – на ж.-д. ст. Сухановка (Россия, Приморский край), бабушка по матери – в с. Самарском (Республика Узбекистан, Ташкентская обл.), бабушка по отцу – в Шымкенте (Республика Казахстан), старший брат – в пгт. Краскино (Россия, Хасанский р-н, Приморский край).
Как навещать родные могилы? Кому это по силам?.. Да разве нужно говорить о том, как трудно жить депортированному, да ещё «сыну врага народа», и вообще «нацмену»в! Это «непопулярно». Я в сердцах ругаю своих предков за то, что они легкомысленно покинули свою историческую родину, подвергнув своих потомков – нас – унижению в эмиграции, за границей, в России».
От автора
Упомянутый выше К-в в доверительной беседе с моей сестрой, Декабриной Михайловной, рассказал: «После XVII съезда ВКП(б) Сталин имел разговор с Гамарником*, одним из тогдашних руководителей Дальневосточного края.
– На кого можно положиться на Дальнем Востоке в случае войны с Японией? – спросил Сталин.
Гамарник твёрдо ответил:
– Только на корейцев. Так сложилось исторически, что японцы были поработителями Кореи на протяжении многих веков, и неприязнь к ним у корейцев в крови.
…Уже через три года корейцев в срочном порядке депортировали.
12 июня 1992 года в газете «Известия» была напечатана статья журналиста Тамары Замятиной «Иосиф Сталин. Виновных судить ускоренно. Приговор – расстрел. Рассекречен «Личный архив Сталина».
Автор сообщает, что «документы из личного архива Сталина после его смерти, спустя почти 40 лет, становятся достоянием общественности» и приводит следующий документ:
«Хабаровск. Крайком. По всему видно, что выселение корейцев – дело вполне назревшее… Предлагаем принять строгие и срочные меры по точному исполнению календарного плана выселения… Секретарь ЦК ВКП(б) Сталин. 11.IX.37 г. 17 ч. 40 мин.».
Эта телеграмма проливает свет на подоплёку трагедии, произошедшей с корейцами в 1937 году.
Я не рассчитываю в этой своей документальной повести на полноту выводов и обобщений. Не моё это дело – уходить в историко-философские изыскания – пусть этим занимаются учёные: историки, философы. Знаю лишь одно: малые народы большого СССР всегда подвергались гонениям в самых изощрённых формах. Геноцид стал нормой жизни.
Но и в исключительно страшных условиях обречённые, казалось бы, на медленное вымирание, все депортированные народы выжили – не удалось стереть их с лица земли. Мало того, например, корейцы, насильственно переселённые в Казахстан и республики Средней Азии, показали чудеса жизнестойкости и трудолюбия. Стали работать, и хорошо работать. По официальным данным, советские корейцы занимали одно из первых мест в бывшем СССР по числу Героев Социалистического Труда – свыше 300 на 440 тысяч человек14.
Некоторые корейцы героически участвовали в боях на фронтах Великой Отечественной войны.
Приведу пример – Александр Павлович Мин.
Родился в 1915 году. Окончил рабочий факультет (рабфак) Дальневосточного государственного университета во Владивостоке. В 1936-1937 годах работал учителем русского яз. В 1937 году депортирован с семьей в г. Аральск (Кзыл-Ординская обл. Казахстана). В 1937-1938 годы – счетовод в тресте «Главрыба». С сентября 1938 по май 1941 гг. учился в Саратовском кредитно-экономическом институте (с 1946 г. – Саратовский экономический институт). 25 мая 1941 года призван в ряды РККА. Служил красноармейцем.
Участвовал в обороне Москвы. В 1942 году прошёл курсы младших лейтенантов при 13 армии Брянского фронта. С января 1944 года командовал батальоном в составе 605-го стрелкового полка (132-я стрелковая дивизия, 65-я армия, 1-й Белорусский фронт). Награждён орденами Александра Невского, Отечественной войны 2 степени, Красной Звезды.
Погиб 9 июля 1944 года при прорыве обороны противника у села Паридубы (Украина, Волынская обл., Старовыжевский р-н). Похоронен в братской могиле в п.г.т. Луков (Турийский р-н той же области).
Александру Павловичу Мину было присвоено звание Героя Советского Союза 24 марта 1945 года (посмертно). У здания средней школы в селе Ровное (Жамбылская область Казахстана) установлен бюст Героя.
В 1990 году благодаря настойчивым ходатайствам корейского населения имя Александра Мина было дано одной из улиц в Бектемировском районе г. Ташкента и парку в г. Аккургане – по инициативе председателя Корейского культурного центра этого города В.Д. Кима.
…Мои старшие родственники рассказывали, что в первые годы депортации корейцев в Казахстан и республики Средней Азии местные жители откровенно им говорили: «Вас выслали сюда, потому что вы враги народа и шпионы». И долгое время боялись с ними общаться. Обвинять людей в этом не было резона – условия, в которых оказались депортированные, действительно больше напоминали лагерные. Только что не было колючей проволоки.
Ещё в 1936 году мой отец, Михаил Михайлович Ким, и Афанасий Арсеньевич Ким, известные на Дальнем Востоке политические деятели, репрессированные советской властью, на одном из последних свиданий со своими жёнами в тюрьме сумели их предупредить: «Готовьтесь к выезду. Скоро всех корейцев переселят с Дальнего Востока…»
