Глава шестнадцатая
Ок Сир нервно прохаживалась перед входом в парк Сокольники, теребя в руках кончики косынки, повязанной на шее. Ее вывела из равновесия компания подвыпивших парней, пытавшихся увести с собой праздновать день рождения одного из них. Особенно старался сам именинник Пашка, которому казалось, что сегодня ему как герою дня все позволительно. Он даже ухватил девушку за руку и попытался затащить в глубь аллеи к киоску, где остальные уже расположились за столиком, на котором красовались бутылки с портвейном. Ок Сира силой выдернула руку, гневно глянула на добродушно улыбающегося парня и пошла прочь, злясь на весь мир и прежде всего на Ен Тхя, опаздывавшего на свидание. Вообще-то Пак всегда точно соблюдал время. Никогда не опаздывал. Наоборот приходил минут на десять раньше условленного времени и встречал девушку скромным, но трогательным букетиком фиалок, анютиных глазок или даже ландышей, которые особенно любила Ок Сир. Но на этот раз он задержался, и к ней стали приставать пьяные парни.
Девушка с Ен Тхя встречалась уже несколько месяцев. Они давно симпатизировали друг другу, но все до последнего времени ограничивалось лишь чисто товарищескими отношениями. Когда, бывало, собирались одной ком?анией и оказывались рядом за столом, он был внимательным и предупредительным, старался, чтобы ее тарелка никогда не оставалась пустой, вовремя подливал вино в бокал, учтиво приглашал на танец. Но в общагу обычно возвращались шумной ватагой, так что остаться вдвоем не удавалось. Самой же проявлять инициативу для сближения она не хотела, ей это и в голову не приходило, – не так была воспитана. И потому она с удивлением и даже некоторым презрением однажды заметила, как филологиня из университета по имени Даша чуть ли не насильно, буквально за руку увела Ен Тхя сначала на танец, а потом провожать себя. С того дня юношу словно приклеили к той нахальной девушке, и поникшая Ок Сир поняла, что навеки потеряла молодого человека..
Но несколько месяцев назад Ен Тхя вновь появился в компании юхаксян, а вскоре стал проявлять недвусмысленное внимание к ней, Ок Сир. Девушка была раздосадована и счастлива одновременно. Ее радовало, что тайные мечты вновь стали обретать реальные очертания, одновременно испытывала и чувство брезгливости: будто подбирает объедки. Позже раздражение прошло и осталось растущее чувство блаженства от первой любви. Ок Сир и Ен Тхя встречались все чаще и вскоре все свободное время проводили вместе. Они много ездили и ходили по Москве, бывали в кино. Девушка поражалась, откуда ее спутник так много знает. Он рассказывал о кинофильмах, спектаклях, называя имена советских и зарубежных режиссеров и актеров, уточнял и даже дополнял сведения в справочниках какого-либо экспоната в музеях, давал интересные и оригинальные оценки работам художников и скульпторов. Она восхищенно внимала ему и лишь качала головой: «Откуда ты столько знаешь?!»
Надо больше ходить и смотреть, а не сидеть дома за картами, в последнее время многие парни стали увлекаться картежными играми, особенно преферансом, порой просиживая ночами и проигрывая всю стипендию. И надо больше читать.
– Тебе можно лишь позавидовать – ты вон как хорошо знаешь русский язык, быстро прочитываешь книги. А я пока разберусь что к чему, проходит много времени.
– Ничего, скоро будешь знать русский не хуже меня. Зря что ли мы решили и между собой говорить только по-русски. По сравнению с тем, что было совсем недавно, теперь ты отлично болтаешь.
Девушка краснела от удовольствия и благодарности за похвалу. Хорошее слово близкого человека помогает горы сдвигать. И она еще больше старалась, заучивая новые слова, часами билась над правильным произношением, выводя из терпения соседок по комнате.
– Ты, Оксанка, – так они называли на свой лад Ок Сир, – совсем забросила нас. То целыми днями пропадаешь со своим кавалером, а то, словно Луиза Дулитл, сидишь и каркаешь часами: «Чашка чаю, чашка чаю».
Но Ок Сир не обращала внимания на насмешки подружек и продолжала упорно заниматься. Недаром говорят, что любовь вдохновляет на любые подвиги.
Одно лишь огорчало девушку. Она видела, что никак не складываются отношения между Ен Тхя и остальными юхаксян из ВГИКа. Еще когда ехали в поезде из Кореи, она обратила внимание на некоторую отчужденность симпатичного парня от общей массы. Не то чтобы он чурался окружающих, побольше читал или что-то писал. А когда присоединялся к общему разговору, то воспринимали его как пролетарии интеллигента – настороженно и с деланной усмешкой.
Но когда Ен Тхя было нужно, он преодолевал стену непонимания и вплетался в общий разговор. И, как правило, заканчивалось тем, что становился центром внимания. Он умел интересно и весело рассказывать, и мог неопровержимо доказать свою правоту.
Впервые, когда Ок Сир смутно почувствовала странность позиции Ен Тхя, был случай на собрании партячейки. Тогда ее кумир выступил с обвинением Юн Сек Вона и Ким Вон Гына, скрывших неблаговидные факты своей биографии. В его поведении чувствовался какой-то дешевый пафос, которого она раньше за ним никогда не замечала. Или, может, она сама как-то изменилась в последнее время и стала воспринимать его по-другому? Но ведь не в ней одной дело. И другие повели себя так, что в конце концов Ен Тхя оказался в одиночестве. И от этого Ок Сир страдала. Ей было мучительно видеть любимого в растерянности и замешательстве. Но любовь слепа. Девушка не могла допустить и мысли, что ее Ен Тхя может быть не прав. И она решила, что все просто завидуют ему, его знанию русского языка, его эрудиции, его обаянию в конце концов, и потому стараются загнать парня в угол.
«Все равно он лучше и умнее всех», – думала девушка, нервно прохаживаясь перед воротами парка и с беспокойством поглядывая на крохотные часики на запястье, кстати, подарок Ен Тхя на Восьмое марта. – Отчего он так запаздывает? Определенно что-то случилось. Он никогда не позволял себе такого. Лишь однажды, когда его задержали чрезвычайные обстоятельства. Приехал товарищ Ким Чан Ман – заместитель председателя ЦК Трудовой партии и Ен Тхя вызвали в посольство. Он должен был выступить при встрече гостя с юхаксян в актовом зале МГУ. «Нам что-то не везет с художественными выставками, – улыбнулась про себя девушка. – Тогда мы собирались в Политехнический на выставку молодых художников, а сейчас хотели посмотреть авангардистов, и снова заминка… Но что же случилось?! Еще подожду пять минут, и пойду звонить в общагу, – и она вновь посмотрела на часы. И в этот момент к ней подошел Ен Тхя. Бледный, потный, он еле передвигался.
– Что с тобой, Ен Тхя?! – вскричала девушка. – На тебе лица нет!
– Что-то неважно чувствую себя, – постарался улыбнуться парень, но лишь выдавил мученическую гримасу. – Уже совсем собрался выходить из общаги и… потерял сознание. Хорошо еще, что упал удачно, между столом и койкой, ни обо что не ударился. Ты извини, пожалуйста.
– Да что ты! – вскричала Ок Сир. – Зачем же ты пришел?! Но что с тобой?! Отчего ты потерял сознание? – девушка подхватила Ен Тхя под руку. – Пойдем скорее. Тебе надо в больницу. – Вон за тем углом остановка, сориентировалась она. – Оттуда идет автобус прямо до нашей поликлиники. Пойдем, пойдем, – и осторожно повела его через дорогу.
– Из поликлиники Ен Тхя тут же отвезли в больницу. Пожилая медсестра, вышедшая из кабинета, чтобы вызвать «скорую», увидев ожидавшую в коридоре Ок Сир, сурово покачала головой:
– Что же ты, милая, не уследила за мужем… пневмония-то перешла в плеврит. Не знаем даже, как спасать парня… – и она устремилась в регистратуру.
Пораженная услышанным, Ок Сир не нашлась что ответить. Объяснять, что она вовсе и не жена – этим не поможешь Ен Тхя. Бедненький, как ему, наверное, тяжело, а он все равно пришел в парк, к ней. Девушка в глубоком раздумье присела на скамейку в скверике. На ходу думать было невозможно – тут же затолкают и всячески обругают. В душу Ок Сир запало слово, произнесенное медсестрой: – «муж». Хотела ли она, чтобы Ен Тхя действительно был ее мужем? Да – без обиняков ответила сама себе. Он замечательный – чуткий, умный, красивый… Только немного… странный. Объяснить ему кое-что… Он меня послушает, и тогда все будет прекрасно…» – И все же в своих мыслях о любимом она сделала шажок в сторону, потому что не во всем, особенно в последнее время, была согласна с ним.
Девушка вспомнила спор между юхаксян, возникший после встречи с приехавшим в Москву первым секретарем ЦК демсомола Пан Ен Гуком. Молодежный вожак с учетом духа времени попросил, чтобы встречу организовали в столовой, так сказать, за чашкой чая, чтобы беседа была задушевной и откровенной. Но он не предусмотрел другого. Такая обстановка действительно расковывала молодежь, подстрекая на высказывания, на которые в официальных условиях мало кто решился бы. Краткая, минут на сорок, вступительная речь Пан Ен Гука ничем не отличалась от произносимых с разных трибун еще три-четыре года назад. Выступление, годное для любой аудитории с разницей лишь в обращении: «студенты», «молодые рабочие» или «воины Народной армии» – и статистическими данными о той или иной категории молодежи. И лишь в конце несколько слов, сказанных почти вскользь, давали понять, зачем, собственно, он приехал, и с какой целью собрали московских юхаксян. Очень осторожно, почти аллегорически Пан Ен Гук предупреждал студентов не поддаваться настроениям советской молодежи в связи с разоблачением культа личности Сталина. Но ему не хватило ни ума, ни такта, чтобы хотя бы реже упоминать имя «великого вождя корейского народа товарища маршала Ким Ир Сена». Чуть ли не через слово, повторяя это имя, он добился того, что разговор пошел именно о нем, причем вовсе не в том ключе, в котором хотел демсомольский вожак. Когда ведущий вечера студент театрального института Мен Ден У предложил задавать вопросы, сразу же поднялся вгиковец Хан Дон.
– Правда ли, что у товарища Ким Ир Сена незаконченное среднее образование? – Когда же несколько человек на него зашикали, добавил: – Если это правда, то зачем нас заставляют учить его труды? Чему новому он может научить?
– Вас ввели в заблуждение, – от волнения Пак Ен Гук даже побледнел.- Наш вождь имеет высшее образование, и не одно.
– Когда же он мог получить эти образования – послышался голос, – когда в восемнадцать лет, как нам говорят, он командовал восстанием в Поченбо и постоянно воевал во главе партизан?
– А он закончил «университеты» в селе Вятском, где родился и рос, а после повышал свои знания в перерыве между боев, – выдал реплику Хон Дя Гук.
– Я не могу работать в такой обстановке, – беспомощно оглянулся на председательствующего демсомольский вожак. – Закрывайте собрание. – Позже, в кабинете директора столовой жаловался окружавшим его приближенным:
– Здесь сегодня собрались юхаксян из ВГИКа, консерватории и ГИТИСа. Не люблю выступать перед интеллигентами. Другое дело рабочие или крестьяне. Там все ясно. Никто не выламывается. Вот что значит пролетарии.
Пан Ен Гук ушел, а в столовой студенты еще долго шумели и спорили, пока недовольный директор не попросил освободить помещение.
Усадив Пан Ен Гука в посольсий автомобиль, Пак Ен Тхя подошел к ожидавшей его Ок Сир. Они пошли пешком, благо ходьбы до общежития было не больше получаса. Вечерний город жил и радовался, что еще один рабочий день позади, а до следующего еще целая ночь.
– Больше всего я люблю субботние вечера, – произнесла Ок Сир, чтобы разрядить тягостное молчание. – Предвкушаешь, что впереди у тебя целый вечер и еще целое воскресенье. Красота!
– Как ты можешь сейчас говорить о таких глупостях? – взорвался Ен Тхя.
– А что, собственно, случилось? – постаралась быть спокойной девушка. – Каждый волен, высказать свое мнение. Ведь у нас же демократическая страна и…
– Понахваталась ты уже у этих Хонов, Юнов и компании! – перебил ее Ен Тхя. – Ты знаешь, они же контра! И почему наш посол так тянет с ними? Сколько месяцев прошло, как я предупредил его! Как они могли такое говорить про нашего вождя! Да я бы завтра же их отправил назад в Корею и сразу на рудники, на трудовое перевоспитание! Такие, как они, мутят воду, а такие как ты, развесят уши и слушают, а потом повторяют крамольные речи.
– Ты не совсем прав, – медленно подбирая слова, произнесла Ок Сир, стараясь подавить обиду. – Задавая такие вопросы, наши ребята хотят докопаться до истины. Ведь ты сам, наверное, чувствуешь, как сложно стало познавать мир. Раньше как-то было проще, все и всюду говорили одно и то же, и мы воспринимали это как должное. Черное было черным, белое – белым. Раз вождь – значит бог, без всяких изъянов и ошибок. А теперь смотри, что говорят нам наши преподаватели, скажем, Герман, философ, или Буров по марксистско-ленинской эстетике. Они приводят такие доводы и факты, против которых, как говорится, не попрешь. И разве у тебя не напрашивались сравнения с нашей, корейской действительностью? Да, вполне допускаю, что мы ошибаемся в некоторых случаях, но мы уже не слепо воспринимаем то, что преподносят нам на тарелочке такие, как сегодняшний Пан Ен Гук. Мы выросли, понимаешь? Ты помнишь, как мы слушали того же Пана перед нашим отъездом сюда, там, в Пхеньяне? Не знаю как ты, а мне казалось, что умнее нет человека. И то, что он говорил о нашем вожде – это уровень третьего класса начальной школы. Но говорить то же самое сегодня нам –это не только глупо, но даже преступно, потому что он дискредитирует самого вождя. Нельзя преподносить его как идола. Мы-то теперь понимаем, что идолы сделаны из дерева или камня.
– Смотри, как ты заговорила, – с издевательским хохотом воскликнул Ен Тхя. – Тебе впору выступать на антикимирсеновских митингах где-нибудь в Сеуле вместе с Ли Сын Маном. Вот из-за вас, эдаких умников, в нашей партии возникают разные группировки, которые мешают поступательному движению социализма в нашей стране. Вы, как пиявки, присасываетесь к здоровому телу и пытаетесь высосать из него кровь. Вы…
– Между прочим, пиявки широко применяются в медицине для оздоровления, даже обновления организма, – с деланным смехом, чтобы как-то разрядить обстановку, произнесла девушка. – Знаешь, давай кончать эти политические диспуты, не то вконец рассоримся, а мне этого не хотелось бы. Надеюсь, что и тебе тоже. Разве политика важнее, чем наши с тобой человеческие отношения?! – и Ок Сир, остановившись, посмотрела ему в глаза.
– Нет, политика – это главное в нашей жизни, – заявил Ен Тхя и упрямо выпятил подбородок. Ок Сир знала за ним эту манеру и понимала, что теперь спорить бесполезно – упрется, как бык, и с места не сдвинешь. Она протянула руку и, словно капризного ребенка, погладила его по щеке.
– Наша жизнь прекрасна, когда наполнена любовью, и никакая политика тогда не нужна… Вот, как у нас, правда? – Мгновение помолчав, продолжила: – Видишь, я первая призналась в любви. И тебе не стыдно? Тоже мне, мужчина…
Ен Тхя привлек девушку к себе и впервые поцеловал.
– Ты что-то все время нарушаешь наши корейские традиции. Стала совсем, как русская, – проговорил он, чуть задыхаясь, корейская женщина должна во всем слушаться мужчину, подчиняться ему, а, во-вторых, у нас девушка никогда не признается первой в любви. А ты…
– Я и сама удивляюсь себе. Да разве от тебя дождешься?! – и они оба счастливо засмеялись.
…И сейчас, сидя на скамейке в скверике, Ок Сир улыбнулась, но тут же затрясла головой, будто отгоняя воспоминания. Действительность была тревожна и неопределенна. Ен Тхя тяжело болен. Что может быть страшнее?! Она бы сутками ухаживала за ним и выходила, но ей не разрешат. Да и кто она ему -–жена, невеста? Что же делать?!
Но новость, встретившая ее в общежитии, несколько приглушила тревоги.
Не успела она войти в комнату, как дверь распахнулась и в нее буквально влетела взъерошенная Гун Ок со сценарного факультета.
– Где ты шляешься?! – вскричала она.
Соседка по комнате, дремавшая на койке, испуганно подскочила и непонимающе уставилась на кричавшую. Но Сун Ок, не обращая ни на кого внимания, продолжала:
– На будущей неделе наш великий вождь товарищ маршал Ким Ир Сен приезжает в Москву! В его программе встреча с нами, юхаксян, представляешь?
– Да тише ты, перепугала всех девчонок, – попыталась утихомирить ее Ок Сир, но та была настолько возбуждена, что продолжала орать:
– Мне поручили приветствовать дорогого вождя на этой встрече. Мы все поедем в аэропорт встречать товарища маршала Ким Ир Сена!
…Следующая неделя прошла в хлопотах и приготовлениях к встрече высокого гостя. Никто из юхаксян не учился. Занятия посещали как попало, и в основном, пропадали в посольстве или во дворе МГУ, в актовом зале, где должна была состояться встреча. Юхаксян собирались здесь и репетировали, как приветствовать вождя, строем входить в зал, кому куда сесть. Чтобы все было чинно, без суеты. Особенно много хлопот выпало тем, кто должен выступать со словами благодарности за отеческую заботу, за то, что им предоставлена возможность учиться, чтобы потом приносить максимальную пользу родине и партии. Зазубривали распределенные тексты. В общем – дел хватало каждому.
Утром того дня, когда должна была состояться долгожданная встреча, Ок Сир на минутку забежала в больницу к Ен Тхя. Она уже перезнакомилась с нянечками и медсестрами, и потому те делали вид, что не замечают, как девушка пробирается в палату. Ен Тхя болел очень тяжело. Несколько суток держалась такая высокая температура, что врачи обеспокоились, выдержит ли сердце. Он хоть и молод, но всему есть предел. Однокурсник Ок Сир, немец Зигфрид Шварцман, видя, как девушка от переживаний исхудала и почернела, через свое посольство достал дорогостоящее патентованное средство, от которого больному тут же полегчало. И температура, хоть и держалась, но была противной легочной – где-то тридцать семь с небольшим. Врачи сказали, что именно в этот период надо быть особенно осторожным, чтобы не простудиться вновь. Рецидив может привести к летальному исходу. Точно не понимая, что это значит, Ок Сир чувствовала что-то трагическое в этих словах и, как могла, всячески оберегала Ен Тхя и умоляла без нее ни в коем случае не вставать. Отдавая последние гроши от стипендии, она просила нянечек следить, чтобы ее жених был всегда тепло укрыт, напоен и накормлен.
Увидев Ок Сир в дверях, Ен Тхя поднялся на локте и едва слышно спросил:
– Так сегодня встреча, да?
– Ложись, ложись! – замахала на него руками девушка и, подбежав, уложила на подушку и стала подтыкать одеяло. Да, сегодня в три часа. Нам надо быть в МГУ в час, без опозданий.
– Я должен пойти на встречу, – прошептал юноша, не открывая глаз.
– Да ты что, с ума сошел! – воскликнула Ок Сир, зная, как ему хочется увидеть вождя.
– Хорошо-хорошо, – стала гладить Ен Тхя по голове девушка. – Как только нас отпустят, я прибегу и все тебе расскажу. До последнего слова. Только ты лежи и не смей вставать. Я попрошу, чтобы наши парни с операторского сделали снимки для тебя. Потом все увидишь своими глазами, будто сам побывал на встрече.
Но больной так посмотрел на девушку, что та смешалась и замолкла, словно сказала что-то неприличное.
…Когда Пак Ен Тхя, убежав из больницы, с трудом добрался до вестибюля МГУ, юхаксян выходили из актового зала. Они шумно делились впечатлениями от встречи с вождем. Ен Тхя заметил своих вгиковцев и направился к ним.
– Смотри, кто пришел! – воскликнул Хон Дя Гук. – Ты чего приплелся? Тебе же нужно лежать.
– А почему уже закончилось? – не отвечая на приветствия товарищей, хрипло спросил Ен Тхя. От слабости его пошатывало. – Ведь сказали начало в три, трех еще нет, а все уже закончилось. Я так спешил.
– Да вот в последний момент отчего-то перенесли время. Может, из соображения безопасности, чтобы сбить с толку диверсантов, – с самым серьезным видом высказал предположение Хан Дон.
– А начали, когда еще двух не было. Хорошо, что собрали нас к часу, – заметил кто-то из окружавших Ен Тхя.
– Расскажите, что сказал наш дорогой вождь товарищ Ким Ир Сен –утирая со лба капли пота, выступившие от слабости, попросил Пак Ен Тхя. – Только подробнее, чтобы я мог узнать, какие перед нами поставлены задачи.
– Да не о чем долго говорить. Он сказал учиться, учиться и еще раз учиться, – при этом Хон Дя Гук делал рукой движение, словно заколачивал молотком гвозди.
– Это же слова Ленина… – несколько обескураженно произнес Ен Тхя.
– Нет, это Ленин повторил слова нашего вождя, – усмехнулся Хон, и, похлопав Пака по плечу, пошел к выходу.
Ен Тхя поморщился от глупой шутки и поковылял к другой группе.
– Ты смотри, – услышал он слова небольшого роста студента, – какое важное значение придают в нашей стране нам, юхаксян. Сколько «больших» людей приезжали побеседовать с нами. И даже сам великий вождь товарищ маршал Ким Ир Сен…
– Дурак! – засмеялся стоявший рядом длинный тощий парень. – Зачем ему ехать в такую даль, чтобы беседовать с таким недоумком, как ты. Дома страны хватает своих болванов.
– А ты знаешь, зачем тогда прибыл наш вождь? Больно умный, как я погляжу, – запальчиво произнес малыш, обиженно сопя носом.
– Знаю, да не скажу. Государственная тайна.
– Да брось ты, знаю, знаю. Ничего ты не знаешь, – состроил презрительную гримасу малыш.
– Вечно хвастаешься, а в итоге остаешься ослиным хвостом.
– Сам ты ишачий хвост! Если хочешь знать, так товарищ маршал Ким Ир Сен приехал, чтобы попросить помощи в послевоенном восстановлении и строительстве. Он поедет и дальше, в страны народной демократии с этой же целью.
– А ты откуда все это знаешь? Кто-нибудь тебе докладывает? – подначивая, спросил маленький.
Длинный парень вдруг понял, что слишком разболтался.
– А зачем тебе знать? Тут же побежишь доносить в посольство? Я давно подозревал, что ты стукач. Да и другие тоже говорили, а я, дурак, не верил. Вот устроим тебе темную, узнаешь, как стучать на товарищей.
– Темную, темную, – нахватался здесь всякой дряни. Не зря, видимо, наш великий вождь товарищ маршал Ким Ир Сен предупреждал, чтобы мы критически относились к происходящему. У нас, в Корее, вас научили бы, как вести себя. А то сразу – темную, – и маленький, опасливо озираясь, отошел подальше от этой группы.
– А почему наш вождь так заторопился в конце встречи? Всего несколько вопросов успели задать, – услышал Ен Тхя девичий голос, когда подошел к группе студентов театрального института.
– Да у него живот, наверное, заболел. Побежал в туалет, – насмешливо заметил Мен Ден У.
– Разве наш вождь ходит в туалет? – спросила студентка и вдруг отчего-то заплакала.
