Глава двадцать седьмая
У Никиты Сергеевича редко выпадали такие свободные вечера, как сегодня. О буднях и говорить нечего, а по воскресеньям его особенно допекали высокие зарубежные гости. Им непременно хотелось вместе с главой страны побывать в Большом театре, и особенно на «Лебедином озере». Хрущев, наверное, не хуже самого Григоровича знал основные па лебедя-примы да и, пожалуй, некоторые коленца, выделываемые кордебалетом.
А сегодня он наслаждался, сидя в легком плетеном кресле на открытой веранде и попивая горячий крепкий чай из самовара. Он мог бы вот так, до седьмого пота, утираясь полотенцем, выпивать стакан за стаканом, держа блюдце на растопыренных пальцах ничуть не хуже замоскворецких купчих, но не позволяли чин и, главное, время, которого всегда было в обрез
Никита Сергеевич уже одолевал третий стакан, когда послышались легкие шаги и на веранду вошла дочь Рада. Хрущев очень любил ее – умную, рассудительную, всегда спокойную и доброжелательную.
– К тебе можно, папа? – спросила она всего лишь для проформы, потому что прекрасно знала, что отец любит в такие вечерние часы поговорить с ней, именно с ней, а ни с кем другим. Эти беседы были частью его отдыха.
– Проходи, Радушка, садись, бери стакан, попей чаю – горяченького, крепкого…
Такое предложение тоже стало небольшим ритуалом, так как отец знал, что дочь не любит пить чай из стаканов, да еще горячий и крепкий, потому слова отца вызывали у обоих веселый смех.
– Чем порадуешь, доченька? Или какие проблемы возникли? Давай решать вместе.
– Да какие могут быть проблемы у дочери первого секретаря ЦК? – слабо улыбнулась Рада. – Живу, как колобок у деда с бабой, и удирать никуда не помышляю. …Кстати, об «удирании», если можно так сказать. Ты что-нибудь решил с судьбой корейских студентов, отказавшихся возвращаться к себе?
Хрущев стал громко звякать ложкой о края стакана, размешивая сахар. Он все делал так – громко, стремительно, резко. Только такой, как он, мог наотмашь, топором рубануть по культу личности Сталина, не особо задумываясь, как обернется для него лично такой беспрецедентный акт. Это вам не дворцовый переворот. Это революция, когда по эту сторону баррикад он стоял один, веря, что народ пойдет за ним. И народ пошел, сметая с пути наследие и наследников Сталина.
– А что ты хочешь от этих студентов? Зачем они тебе нужны? – чуть нахмурился Никита Сергеевич, потому что не любил, когда домашние лезли в государственные дела. Даже Рада.
– Да мне они не нужны вовсе, – улыбнулась дочь, стараясь согнать морщины недовольства со лба отца. –Просто меня тронула искренность порыва этих молодых людей. Это же твои крестники, папа…
– Мои?! Крестники?! – Хрущев чуть не поперхнулся чаем и стал утираться большим носовым платком. – Как это, объясни.
– Они же поверили в тебя и тебе. Их вождь – это порождение Сталина. И твой жест, перевернувший мир, стал для них блестящим примером. А что теперь? Что будет с ними? Об их письмах тебе и Мао, естественно, уже известно и там, в Пхеньяне. Не думаю, что они порадовали Ким Ир Сена. Ты прекрасно знаешь, как в дохрущевский период расправлялись с такими «выступальщиками» у нас и расправляются до сих пор в странах народной демократии, а в Корее тем более, так как это еще и азиатский вариант.
– И что ты предлагаешь? – после некоторого раздумья спросил Никита Сергеевич, лоб которого разгладился от морщин.
– Наверное, надо создать для них условия для нормальной жизни в нашей стране. Никаких привилегий, все в рамках закона. Своим трудом, своим талантом, а среди них, не сомневаюсь, есть талантливые ребята. Я же училась в МГУ с корейцами. Пусть они покажут, на что способны. Но надо помочь им сделать первые шаги в этой новой для них жизни. Думаю, что у них в стране их будут называть изменниками, предателями. И у нас найдутся такие. Полностью пресечь такое невозможно, но надо, чтобы они не чувствовали себя брошенными на произвол судьбы и злых людей. Первые шаги, папа, первые шаги. А потом пусть живут, как умеют.
Хрущев ненадолго задумался. Потом погладил по руке дочь и сказал:
– Ты у меня умница. Хорошая, добрая у тебя душа… Ну, вся в меня,- и оба рассмеялись.
