ГЛАВА ПЕРВАЯ
Боинг-747, как шмель, попавший между рамами, то ровно гудел, то, как казалось Викентию, начинал с натугой подвывать, словно не выдерживая перегрузок, выпавших на его долю. И всякий раз в такие моменты Викентий невольно тянулся к иллюминатору, натыкаясь при этом на голову спящей Ангелины. Сейчас ее удивительно белокожее лицо, пронизанное солнечными лучами, приглушенными голубоватым плексигласом прозрачной шторки, казалось выточенным из мрамора. Светлые, почти льняные, оживленные рыжеватой искрой волосы, подстриженные а ля Мирей Матье, придавали ей вид задремавшей куклы. Так и чудилось, что сейчас она распахнет голубые глаза и бесстрастно запищит: “Ма-м-ма”.
Викентий откинулся на высокую спинку, увенчанную белоснежным чехлом с вышитыми цветными вензелями “IА” – “INDIA AIRLINES”, и искоса взглянул на соседа справа – молодого юношу в джинсах и светлой трикотажной рубашке, облегающей его мощный торс и сильные руки. Тот не спал и с интересом просматривал яркие журналы, любезно предложенные смуглолицей стюардессой, от стройных ножек которой Олег долго не мог оторвать завороженного взгляда.
Бехтин намеренно рассадил Ангелину и Олега, сев между ними, чтобы они не слишком много узнали друг о друге. По крайней мере, пока не прибудут на место. А там просто времени не будет на разговоры. Только он должен знать о них все. К тому же Ангелине совсем не обязательно было знакомиться с Олегом, далеко не лишенным мужского обаяния. Потому Викентий сделал так, чтобы они впервые встретились лишь перед отлетом, в Шереметьево.
Судьба всегда была благосклонна к Викентию Бахтину. В школе он был председателем совета пионерской дружины, а в старших классах – комсомольским вожаком. Как золотой медалист, без экзаменов поступил в Бауманское, но уже на третьем курсе ему наскучила математика (он предпочитал цифры, обозначающие осязаемую сумму денег), Бахтин покончил с учебой. Тем более, что видел – его бездипломные друзья-товарищи благоденствуют в креслах директоров гастрономов и универмагов, а один, правда, сын посла в какой-то стране, стал дипкурьером и процветал, разъезжая по заграницам. Зато те, которые позаканчивали институты и университеты, прозябали учителями и библиотекарями, сутками горбясь за гроши. И вот уже который год Викентий живет на случайные заработки на стезе “купи-продай”. Выхлопы от “продай” оказывались многократными и приносили Викентию солидные дивиденды. Недавно он по знакомству попал в число участников капитал-шоу “Поле чудес”. Угадал мешок с миллионом рублей и выиграл приз – импортный видеомагнитофон. Не зря близкие звали его Везунчиком. Он и сам верил в свою фортуну и потому был уверен, что и нынешнее дело у них выгорит.
Бахтину надоело размениваться по мелочам. Еще студентом мечтал ни много, ни мало о миллионе и конкретно знал, как его использует. И теперь понимал, что дело, на которое шел и вез с собой Ангелину и Олега, стоит того. А в успехе предприятия не сомневался. Он же Везунчик!
А все началось в тот серый мокрый день, когда с неба капало невесть что, а под ногами хлюпала снежная кашица. Сырой ветер пронизывал до костей. Одним словом, “венерическая” погода.
Бахтин вышел с Центрального телеграфа с вконец испорченным настроением. В окошке “До востребования” плохо причесанная блеклая девушка устало произнесла казенную фразу: “Вам пишут”. А телеграмма из Краснодара о получении товара давно должна была прийти. Подвел и напарник, который обещал привести сюда, на телеграф, польского “купца”, но так и не появился. Главное же расстройство чувств было из-за другого. Когда он добирался в центр из своего захолустья, как называл Теплый Стан, куда в свое время перебрались из коммуналки его родители, Викентий втиснулся в битком набитый автобус и почувствовал, как по спине с шипением шаркнули створки дверок. Выйдя на остановке, Бахтин первым делом, несмотря на падающий с неба не то дождь, не то снег, снял с себя модерновую канадку и с ужасом обнаружил, что по куртке будто старательно прошлись крупной теркой. Викентий всегда отличался тем, что одевался с иголочки. Это, говаривал он, чуть кокетничая, единственная моя положительная черта. И, понятно, что вид обшарканной куртки не мог вызвать в нем восторга. Сейчас ему казалось, что вся Москва оглядывается на его непрезентабельный вид. Хотя, по правде сказать, ничего страшного не было. Однако настроение было под стать погоде, и, чувствуя, как отсыревшие ноги стали подмерзать, Бахтин стал соображать, куда бы податься, чтобы было недалеко, тепло и можно отвести душу. Такое место имелось, причем, совсем рядом, сразу за углом, где в комнате на пятом этаже можно попить горячего чаю и расслабиться в умной беседе со стародавним знакомым Михаилом Захаровичем Красовским.
Много лет назад, еще в молодости, Михаил Захарович попал в автомобильную катастрофу и обезножел. С тех пор он целыми днями сидит в кресле-коляске, изредка устраивая для себя прогулки, для чего выкатывается на балкон. Но несмотря на свой вынужденный домашний арест, он не теряет бодрости духа. Благодаря старенькому, еще черно-белому “Горизонту” и превосходному радиоприемнику “Панасоник” Михаил Захарович всегда находится в курсе всех событий в стране и за рубежом. А соседи по коммуналке снабжают его последними городскими сплетнями.
С Красовским Викентий познакомился по объявлению. Он давно хотел приобрести хороший велосипед и как-то на столбе у Центрального телеграфа прочел объявление о продаже немецкого велосипеда марки “Бренабор”. Оборвав все язычки с адресом, чтобы не воспользовались другие, он после школы поспешил за заветной покупкой.
Михаил Захарович встретил его в своей каталке и тут же указал на сверкающую никелем двухколесную машину, прислоненную к стене.
– Вот, забирай. Мне, как видишь, он теперь вроде бы ни к чему… – и назвал смехотворно низкую цену, за которую невозможно было купить и детский велосипед.
Десятиклассник Бахтин, увлекавшийся в то время велоспортом, нашел в лице Красовского замечательного знатока трековелодорожных гонок и даже заочного тренера. Его советы во многом помогли юноше стать чемпионом Москвы среди молодежи. С тех пор Викентий частенько забегал к Михаилу Захаровичу, благо крутился в основном на том же пятачке, где жил тот.
Михаил Захарович встретил Викентия, как всегда, радостно. Ему нравился этот энергичный, предприимчивый парень. А что эгоист, так в этом он узнавал себя в молодости. Сродни ему были и авантюрные наклонности Бахтина. А на этот раз Красовский с особым нетерпением ждал молодого друга. Он припас для того заманчивое предложение. Поэтому, как только гость сел за столик и налил себе из яркого китайского термоса горячий чай, Михаил Захарович приступил к делу.
– Я тут, Кент (он первым назвал так Викентия, и теперь тот, знакомясь, особенно с женщинами, именовал себя только так), поцарапался в своем сером веществе и надыбал наковырял одну идейку, которая стоит миллионы, слышь, и не деревянных, а баксов…
– Ну-ка! Ну-ка! – весь подался вперед Бахтин. – Что это родила ваша умная голова? – Викентий точно подобрал нравившийся Красовскому фамильярно-почтительный тон.
– Неделю назад по ящику передавали какую-то программу… Не помню, какую. Да это и неважно. Рассказывали, слышь, про Непал. Так вот, оказывается, в столице Катманду в индуистском храме Пашупатинатх…
Бахтин слушал с все возрастающим интересом. Идея на самом деле грандиозна. Но так ли это? Правда ли то, о чем поведал журналист? Не очередная ли это телеутка? А если нет, то всему миру, должно быть, известен этот факт. Так почему же никто до сих пор не воспользовался им?
Но, с другой стороны, обычно не обращают внимания на то, что лежит на поверхности. Как я недавно слышал корейскую поговорку, под лампой – темно… Хорошо сказано. Так и здесь. Все видят, знают, но никому и в голову не придет гениальная мысль. Только одному моему Мизаху, – и он с обожанием посмотрел на старика.
А тот, угадывая ход мыслей Кента, проговорил:
– За эти дни я перелистал ворох книг, – и он указал на заваленный книгами, журналами и проспектами письменный стол. – Слышь, как говорится, на ловца и зверь. Соседская дочь, Гелечка, конфетка – не девочка, – и он плотоядно причмокнул губами, – иняз закончила. Непальское отделение или группу, кто их разберет. Ну, в общем, слышь, на непали болтает лучше, чем мы по-русски. Ну, и, естественно, про эту гималайскую страну все знает. Считай, это первое наше с тобой везение. Я только намекнул, что интересуюсь Непалом, так она завалила меня литературой. И два вечера до головной боли рассказывала про страну, в которую, как она сказала, влюблена.
За неделю я перечитал все это и только в одной брошюре нашел подтверждение нашего с тобой факта. Правда, автор солидный. Член-корр, доктор наук, член всяких там географических обществ. Одним словом… слышь, ему можно верить. Да ты почитай сам, и убедишься.
Михаил Захарович ловко подрулил к столу, выхватил из груды брошюру в мягкой голубовато-серой обложке издательства “Знание” и, полистав ее, открыл на нужной странице.
– Вот, почитай отсюда, – и он ногтем отметил начало абзаца.
Когда минут через десять Викентий поднял от брошюры голову, у него от внутреннего возбуждения блестели глаза.
– Так, значит, правда!.. Но как до него добраться?
– Ну, это уже твои проблемы, – проговорил Красовский, с удовлетворением наблюдая за реакцией молодого друга. – Я, конечно, тоже пошевелю мозгами. Но ты думай. Главное, слышь, способ должен быть нетрадиционным. Тут в лоб ничего не добьешься. Учти три вещи: особенность постройки храма, круглосуточную охрану, а главное, религиозный фанатизм местных жителей. Им только намекни, так они, слышь, глотку вырвут и скажут, что так и было.
– Мне надо больше узнать про Непал, а как это сделать? – в нерешительности посмотрел на бумажный ворох на столе Викентий.
– Ну, во-первых, ты забери это все и читай сутками. Во-вторых, я тебя познакомлю с Гелечкой, она тебе много интересного и поучительного. Эх, скинуть бы мне годков тридцать, да ноги приделать новые, так я б сам рванулся туда с Гелечкой. А потом на Гавайские острова или, как говаривал великий комбинатор, в Рио-де-Жанейро!.. Да с Гелечкой!.. Кстати говоря, слышь, – вздохнул он, – ты там без Гелечки не обойдешься. Язык, обычаи… Но это будет совмещение полезного с приятным. Так что употреби все свое обаяние, чтобы покорить девочку и уговорить ехать вместе. Она живет здесь, – и он притронулся длинными тонкими, как у пианиста пальцами, к стенке, у которой стояла его коляска. – С бабушкой. У старухи минимальная пенсия, а Гелечка зарабатывает гроши в каком-то институте или университете Патриса Лумумбы, если его еще не прикрыли. Пытается что-то переводить, но непальская литература у нас не в ходу. Так что перебиваются они с бабкой с хлеба да на чай. Едва концы с концами сводят. А одеваться модно, да подкрашиваться и прически всякие делать хочется. Она ж молодая, красивая. Да ты сам увидишь и все поймешь. Вот на этом и сыграй. Только очень деликатно надо действовать. Вспугнешь лань – больше не словишь… Я вас познакомлю, – в раздумье повторил он давешнюю фразу, и видно было, что при этом мысли его были далеко от этой комнаты в коммуналке, от этого кресла на колесах, к которому он был прикован, от молодого друга Кента. Но вот он встряхнулся и, словно птица в опостылевшую клетку, вернулся к действительности. Вновь на его лице появилось привычное выражение веселой бодрости, только в глазах надолго затаилась грусть – то ли по минувшему, то ли по несбыточному будущему. – Да вот, кстати, и она, легка на помине, – встрепенулся Михаил Захарович.
В дверь постучали, и раздался веселый, почти детский голос: – Михаил Захарович, к вам можно? – На пороге появилась девушка. Викентию показалось, что в комнату вкатилось солнышко. От нее исходило какое-то радостное излучение. Общее светлое впечатление особенно подчеркивала рыжинка в волосах.
Викентий обомлел, глядя на появившееся видение, а Михаил Захарович, пряча довольную улыбку от произведенного девушкой на его молодого друга эффекта, весело сказал:
– А мы, Гелечка, только что говорили о вас. Знакомьтесь, это…
– Ангелина, – чопорно присела в реверансе девушка, но тут же задорно
прыснула и, выпрямившись, проговорила,
– Простите за (мою дурость) дурачество. Это на меня иногда находит. Но в
общем-то я девушка ничего, правда, Михаил Захарович?
– Ах ты, шалунья, – с любовной укоризной проговорил Красовский, – егоза ты наша, – смеясь вместе с ней, произнес он. А пришедший в себя после минутного шока Викентий подумал: “Совсем размяк Мизах, слова какие-то старомодные вспомнил… ”
Пока Бахтин соображал, как ему вести себя с девушкой, она продолжала непринужденно болтать с Красовским:
– Я пошла в магазин и подумала, не надо ли вам чего, Михаил Захарович? Я же не знала, что у вас гости, – и она искоса кокетливо взглянула на Викентия. А тот быстро сообразил, что под напускной рисовкой в ней сидит скромница, которую, как птицу, легко вспугнуть. Такие девушки тоже попадались на его пути. Поэтому он тут же надел на себя соответствующую маску и озабоченно произнес:
– Вы не представляете, каким упрямым бывает дядя Миша. Я все хочу сбегать за кефиром для него, а он – ни в какую… Давайте, я заодно возьму и вам, что надо, – и с готовностью стал надевать канадку.
– Да что вы! – смутилась девушка, краснея, отчего стала еще больше походить на напроказившую девочку. – Я сама схожу. И кефиру возьму.
– А почему бы вам не сходить вместе? – угадав игру Бахтина, тут же включился в нее старик. – Все веселее вдвоем-то. И молодой человек поможет донести. А вы говорили, Гелечка, что перевелись рыцари в наше время, – видимо, напомнил он состоявшийся между ними спор.
– Рыцарь так рыцарь. Я согласна. Пойдемте, – и Викентий прочел во взгляде Ангелины что-то еще, кроме любопытства.
Из магазина они возвращались уже почти друзьями. Кент сыпал остротами и чуть ли не на каждое ее слово находил подходящий анекдот, которых, благодаря отличной памяти, помнил множество и блестяще рассказывал их, что дано далеко не всякому.
– Михаил Захарович, ваш знакомый утомил меня своими смешными историями. У меня от смеха даже заболели щеки, – и Геля потерла скулы, как бы сгоняя с них улыбку.
– Почему же только мой знакомый. Теперь он и ваш. Я надеюсь, что вы подружитесь. Не так ли, Кент? – продолжил свою линию Красовский. – Давайте все вместе попьем чаю. А то на улице так мерзко. Вы, верно, замерзли, а я чувствую себя так, будто в душу лягушек насыпали.
Викентий внимательно поглядел на старика. Это сравнение не понравилось ему. На душе Мизаха было погано не только из-за погоды. Старику было жалко отдавать в лапы Кента Гелечку. С таким настроением каши не сваришь, а тут начало такого сложнейшего дела. Здесь нужны ясная голова и холодное сердце. И Кент впервые почувствовал себя головой предстоящей операции.
В течение следующей недели он почти не выходил из дома. Штудировал сведения о Непале. И когда, наконец, снова появился у Красовского, был начинен знаниями об этой далекой гималайской стране, как бомба взрывчаткой. Нужно было, чтобы только сработал запал. А его, этого запала, у Викентия хватило бы на четверых. То есть на всех, кто должен был участвовать в деле.
После долгих раздумий и тщательных прикидок они с Михаилом Захаровичем пришли к выводу, что, кроме них двоих и Гели, нужен четвертый. Молодой крепкий парень, без излишних претензий и не очень умный. Хорошо бы найти спортсмена, находящегося на грани нищеты. По убеждению Бахтина, у спортсменов весь ум уходит в мускулы, а нужда заставит быть сговорчивее и послушнее. Насчет Гели Кент не волновался. Он был уверен, что здесь все о’кэй. Дело техники. Немаловажен и фактор времени, но его-то было в обрез. Не в характере Бахтина было откладывать задуманное в долгий ящик. Тем более, что речь шла о баксах. Об огромном количестве зеленых бумажек, которых так недоставало в его жизни. Впрочем, их всегда всем не хватает. Беднякам – потому, что они бедные, а богатым – хочется больше.
Отложив ненадолго дальнейшую обработку Ангелины, Бахтин вплотную занялся поиском четвертого.
