ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Викентий уже дважды приглашал Гелю: на концерт группы “На-на” и в Дом кино, где знакомый швейцар пропускал за определенную мзду. Девушка была безмерно счастлива. Для нее подобные выходы являлись праздниками. Она и не помнила, когда в последний раз ходила в театр. В кино на премьеру какого-нибудь нашумевшего фильма и то было не по карману. Лишь одно омрачало настроение Ангелины – она ужасно стеснялась своего единственного платья на выход и стареньких сапог со сбитыми набекрень каблуками. Но Кент делал вид, что не обращает на это внимания, хотя он чувствовал неловкость из-за убогого наряда своей спутницы. Но, поймав несколько восхищенных взглядов, которыми Гелю провожали мужчины, он успокоился.

Бахтин мучительно соображал, как ему вести себя дальше, чтобы окончательно приручить девушку. Ухаживания, концерты, цветочки – все это слишком долгая история и черт знает, чем закончится. Еще вообразит, что хочу жениться. Нет, следует действовать теперь решительнее и резче – надо сделать ее своей любовницей и тогда Геля станет покорной, как восточная рабыня. У нее же такая натура, плебейская. Ей нужен повелитель. Но пока лучше применять метод кнута и пряника…

В качестве пряника Бахтин несколько дней назад подарил Геле невообразимой красоты платье и итальянские сапоги, чем поверг девушку в страшное смущение девушку, а затем – в неописуемый восторг. После этих  покупок сильно похудела пачка долларов в его кармане, но он успокаивал себя, что все окупится.

На сегодняшний вечер они договорились, скорее – его уговорила Геля – сходить в цирк. Но Викентий днем позвонил Ангелине на работу и с грустью в голосе сказал, что плохо себя чувствует, наверное, немного простыл, и потому поход на зверюшек и клоунов, видимо, придется отложить. Девушка всполошилась и, наказав лежать дома, обещала приехать, как только освободится. Первая половина плана Бахтина была разыграна, как по нотам.

Отпросившись с работы пораньше, Ангелина забежала в коммерческий магазин, накупила всяких продуктов на деньги, накопленные на день рождения, который, ради Кента, хотела отметить особенно торжественно (втайне она надеялась, что именно в этот день он сделает ей предложение), и с тяжелыми сумками отправилась к заболевшему Викентию в Теплый Стан.

Бахтин встретил ее томно-печальный, как и подобает быть больному. Поверх яркой пижамы на нем был красный атласный халат с черными блестящими бортами и обшлагами, вышитым тигром на спине и черными с золотом английскими буквами “Непобедимый”. Такие халаты обычно надевают знаменитые боксеры, выходя на ринг.

Еще в прихожей Геле в глаза бросились вычурный светильник, какие-то страшные африканские маски, две небольшие хромированные секиры, перекрещенные на шкуре бурого медведя. Но рассматривание этой экзотики она отложила на потом, а сейчас вся ее забота была устремлена на бедного больного мальчика: такого большого и такого беззащитного.

Грустный взгляд Викентия еще более растрогал Ангелину, и ей так захотелось приласкать его, поцелуем расправить страдальчески сложенные губы. Но она лишь погладила Кента по гладко выбритой щеке, подавив в себе порыв нежности. Они еще ни разу не целовались, и Ангелина инстинктивно оттягивала этот момент до официального оглашения их отношений. И в наше время еще встречаются такие старомодные девушки.

Геля захлопотала на кухне, откуда вскоре стали доноситься аппетитные запахи. Пока там что-то булькало и шкворчало в кастрюлях и на сковородках, она успела смахнуть всюду пыль, протереть полы. Ей это доставляло громадное удовольствие – делать для Кента, тем более, что он ходил за ней и бубнил под нос, что сам все сделает, что ему неловко заставлять ее и всякое такое.

Геля же шутливо покрикивала на него, чтоб он не мешался под ногами, а в душе была счастлива.

Наконец они сели за уставленный яствами журнальный столик. Места для всего приготовленного девушкой, конечно, не хватило, и пришлось потеснить на раскладном сервировочном столике на колесиках батарею бутылок самой причудливой формы. Бахтин разлил по бокалам, и радостно возбужденная Геля провозгласила тост за то, чтобы он поскорее поправился.

Еще порхая между комнатами и кухней, Геля заметила, что ее книги и журналы о Непале аккуратной стопкой стоят на полу у стеллажа.

– Небось, как принес, так и не трогал, – с легкой обидой проговорила она.

– Почему же, я все прочел, – невозмутимо возразил Викентий.

– Не может быть! – даже остановилась посреди комнаты девушка. – Назови мне хотя бы столицу Непала.

– Катманду. А центральная площадь – Тундикхел. Самая оживленная улица с магазинами, многоэтажными гостиницами, ресторанами называется Нью Роуд. Ну, что еще тебя интересует? Спрашивай. Может быть, тебе интересно будет узнать, что Непал до недавнего времени был одним из наиболее отсталых в экономическом отношении государств, и что с тысяча восемьсот сорок шестого года страной управляли ставленники английских колонизаторов – магараджи из непальского феодального семейства Рана. В этой стране древней культуры более девяноста шести процентов населения было безграмотным. До сороковых годов двадцатого века ее жители не знали ни кино, ни радио, ни газет, ни самолетов. До тысяча девятьсот сорок восьмого года в Центральном Непале побывало всего около пятидесяти европейцев.

Все это Викентий выпалил как ученик, хорошо вызубривший урок. А Геля слушала его с все возрастающим изумлением и восторгом. Она решила, что Кент так старательно изучает Непал ради нее, зная, как она заочно полюбила эту маленькую, затерявшуюся между могучими соседями – Индией и Китаем – страну, ее трудолюбивый многострадальный народ со своеобразными традициями и обычаями. “И все это он читает и запоминает ради меня, – с нежностью думала она о Викентии. – Милый, милый. Я, кажется, готова полюбить тебя так, что уже никто и ничто не помешает нам быть вместе навсегда”.

И сейчас, уплетая за обе щеки вкусный ужин (Геля любила хорошо поесть и хорошо готовила) и запивая превосходным вином, которое не забывал подливать ей Кент, она без умолку болтала о Непале, уверенная, что это интересно и Викентию.

– Я тебе как-нибудь почитаю стихи Бханубхакты Ачарьи. Изумительно! Мне кажется, что Омару Хайяму далеко до него, хотя я и люблю прекрасные рубаи певца радости и любви. А знаешь, во всех странах повторяется одно и то же. И в Непале, как и у нас, была диктатура феодалов Рана, да ты знаешь, в это время нельзя было писать ничего даже с намеком на свободомыслие. Так писали разные аллегории. А ты бы знал, какие там архитектурные сооружения! Великий зодчий средневековья Арнико создавал такие храмы, такие дворцы!

– Будто ты сама видела их, – насмешливо перебил ее Викентий, который изнывал от этих восторгов Гели, но старался не подавать вида, чтобы не спугнуть птичку. – Кстати, ты не хотела бы съездить в свою любимую страну?

– Как это съездить? – от удивления она так и не донесла до рта бокал, и рука ее застыла в воздухе.

– А вот так, – деланно рассмеялся Бахтин. – Будешь послушной, преподнесу тебе путевку в твой любимый Катманду на блюдечке с голубой каемочкой, как фирма “Дока Пицца” вместе с Леней Якубовичем победителю суперигры.

Ангелина продолжала молчать, изумленно глядя на Викентия, как на ненормального.

– Понимаешь, девочка, – и он как бы невзначай положил руку ей на талию, будто так его слова прозвучат убедительнее. – Мы с тобой отправимся туда, – и он кивнул на стопку книг, словно стоило лишь раскрыть верхнюю, как они окажутся в далеких Гималаях. – Там проделаем небольшую операцию и так разбогатеем, что потом сможем летать, куда угодно.

– А-а, шоп-тур, да? – наконец пришла в себя от легкого шока девушка.

– М-м, не совсем шоп-тур, – даже немного обиделся за свое опасное предприятие Викентий. Но решил повременить с посвящением ее в подробности. – Не совсем шоп-тур, а что-то вроде этого… Ты у меня будешь гидом-переводчиком. Все красоты увидим своими глазами… – говоря так, он придвинулся к Ангелине, руки его осторожно, но деловито стали расстегивать пуговицы на ее блузке. Захмелевшая Геля удивленно следила за манипуляциями чуть дрожащих пальцев, но когда они стали вытягивать блузку из-под юбки, она решительно остановила их дальнейшие поползновенья.

– Не надо, Кент, – тихо попросила она. – Мы ведь…

Но он не слушал ее. И, становясь, все настойчивее и грубее, невнятно бормотал:

– Вот вывезем золото, и я тебя одену в шелка и меха. Украшу, как икону, драгоценностями. Будешь ты у меня богиней почище всяких Будд и Вишну. – Он впился в ее губы и с такой силой рванул лифчик, что оборвались тесемки.

– Пусти меня, – вырывалась из его сильных объятий Ангелина. – Прошу тебя, не надо! Не сейчас. Так нельзя!

Но прикосновение к теплому нежному телу девушки совершенно затуманило сознание Бахтина. “Почему не сейчас?! Именно сейчас ты будешь моей. И будешь слушаться всегда”, – проносилось в его голове, и он, одной рукой продолжая прижимать ее к себе, другой стал резкими рывками задирать юбку.

Но Викентий на какое-то мгновение потерял бдительность, и Ангелина, собрав все силы, руками и ногами одновременно отпихнула его. От неожиданного толчка он слетел с дивана и обрушился на столик. С грохотом и звоном полетели на пол тарелки с недоеденным, из разбитых бутылок по ковру растеклись лужи, в осколках богемского хрусталя, которым он так гордился, заискрился свет люстры. Халат, пижама – все было вымазано остатками соуса и жира. Обозленный Бахтин вскочил на ноги,  “Да другая бы почла за честь, а эта… Ну, погоди, сучка, я тебе покажу, как сопротивляться Бахтину!” – и он, сжимая кулаки, двинулся на девушку.

Ангелина, стягивая у горла истерзанную кофточку и поправляя юбку, метнуласьк двери. Не спуская глаз с медленно надвигающегося на нее Викентия, она плечом нащупала дверь и резким толчком отворила ее. На ее счастье Бахтин запутался в полах халата, и этого мгновения хватило, чтобы выскочить в прихожую. В голове молниеносно пронеслась мысль, что она не успеет справиться со сложным замком на входных дверях, и скорее инстинктивно, чем осознанно, она сорвала с медведя алебарду и, заскочив в ванную, защелкнула задвижку. В следующий момент она услышала, как рванул ручку и остервенело забарабанил в дверь Бахтин.

– Если ты откроешь, я зарублю тебя! – в ее голосе было столько решимости, что Викентий замер. А Ангелина в подтверждение своих слов, что она готова на все, схватила с зеркальной полочки большой фигурный флакон с перламутровым шампунем и запустила им в кафельную стену над ванной с изображением нагих купальщиц. Раздался грохот, какого не ожидала она сама. А Бахтин застонал, как от зубной боли.

Звон разбитого стекла немного успокоил девушку, тем более, что Викентий уже не пытался ворваться к ней. И ей вспомнились последние его слова.

– Постой, а о каком золоте ты говорил? – обратилась она к закрытой двери.

– Понимаешь, – после некоторого молчания донеслось оттуда, – в Катманду…  золото намного дешевле, чем у нас… А с твоим знанием страны, языка мы могли бы вывезти… купить столько, что стали бы богатыми людьми… – по мере того, как он говорил, сев на любимого конька, его изворотливый ум вновь  стал  четко работать. – Ты меня прости, Гелечка, – заговорил он как можно душевнее и приниженней, – понимаешь, забалдел я от вина и от твоей близости. Я последний идиот, обидел тебя, моего ангела… И как я только мог?! Прости меня, моя девочка!.. Вот я встал на колени, – и девушка услышала два глухих удара – один за другим – об пол в прихожей. – Если можешь, прости меня… Ведь я же по-настоящему люблю тебя! Даже не знаю, что со мной случилось. Просто озверел… Это от одиночества… Всю жизнь рос без ласки, а тут ты, такая прекрасная, нежная… Знаешь, если голодающему дать сразу много пищи, то он умрет. То же произошло и со мной. Виной тому твоя доброта, твоя чуткость, твоя красота…

Бахтин умел сваливать с больной головы на здоровую.

– Выходи, дорогая моя, любимая. Клянусь, я тебя и пальцем не трону… Все время буду стоять на коленях. Пока не простишь…

– Я тебе не верю. Ты бы видел себя, как зверюга какой-то! И как ты мог?! – это Геля говорила тихо, больше для себя. – Ну, вот что, – повысила она голос, если уж ты стал таким хорошим, подай мне сюда пальто и сапоги. Только смотри, если сунешься сам, пеняй на себя. Разнесу голову твоим же топориком! Так и знай!

Она щелкнула задвижкой, и в образовавшуюся щель просунулись пальто и сапоги. Те самые – итальянские, которыми так гордилась девушка.

… Ангелина бежала по вечернему городу. В окнах сияли огни. Вокруг спешили прохожие. Кое-где раздавались смех и веселые молодые голоса. А Геле эти звуки казались ирреальными. Теперь, ей казалось, на свете вообще не может быть ничего радостного.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Бахтин нетерпеливо взглянул на часы. Уже больше пяти часов в воздухе. Еще часика два – и в Дели. – Он с наслаждением потянулся и вытянул ноги. – Все же насколько просторнее в Боинге, чем в наших Тушках, да и в Илах не лучше, – подумал он. “Выпить бы чего-нибудь, – мелькнула у него мысль. И тут же, как по волшебству, над ним раздался мелодичный голос. Он поднял глаза и увидел сначала длинные стройные ноги, втянутые в тончайшие колготки, а потом улыбающийся пунцовый рот и смеющиеся глаза.

– Would you care to a drink?

– Бренди, бренди, – потянулся он к пузатенькому стакану, – спасибо. Thank you, – и откинулся на спинку, наслаждаясь ароматом, доносящимся от мерцающей жидкости, в полумраке салона напоминающей расплавленный янтарь.

Олег чуть сконфуженно отказался от напитков. Он вообще не пил, что мысленно записал в его актив Викентий. Просто не человек, а склад добродетелей, подумал он про Дементьева, когда впервые узнал о безразличии того к крепким напиткам.

Бахтин заметил, как при звуках голоса стюардессы Ангелина приоткрыла глаза и тут же вновь сомкнула их как от яркого солнечного света. Не хочет видеть меня, – зло подумал он. – Ну, что ж, Ангелина Коржова, мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним.

… Он вспомнил, как на следующий день после скандала на его квартире в Теплом Стане он пришел к Михаилу Захаровичу. Пришел днем, когда Ангелина была на работе. Красовский встретил его хмуро и был необычайно молчалив. После нескольких вялых фраз ни о чем, перемежающихся долгими паузами, он, наконец, показал в угол комнаты и произнес:

– Вон для тебя презент приготовлен… От Ангелины…

Бахтин, недоумевая, подошел к пакетам и развернул их. Там были платье и сапожки.

– Что ж ты, братец, так неуклюже поступаешь с девушкой? – послышался печальный голос старика. – Я думал, что ты комильфо, а ты, слышь, хуже люберецкого босяка. Враз полез, как медведь на осину… Теперь не знаю, что получится с твоей затеей…

– Она такая же моя, как и ваша, – со злостью парировал Бахтин. – И вообще, чего вы сопли распустили с этой… девкой, – едва сдержался он, чтобы не выругаться грязно. – И почему это без нее все рушится?! Ничего, найдем другую. А еще лучше – другого. Знаете же, что женщина на корабле – к беде. А тут такая… операция!

– Ну, что ж, ищи. Тебе, слышь, виднее. Только, слышь, чудилось мне, что Гелечка у нас как талисман удачи. Была… А теперь может все пойти шиворот-навыворот…

– Не каркайте, старый ворон. И в самом деле накличете беду. А об Ангелине не берите в голову. Я ее уговорю. Куда она денется?!

На самом же деле он совсем не так  был уверен в успехе своих уговоров, но ему не хотелось терять марки перед стариком.

А тот, о чем-то подумав, спросил:

– Что ты там наплел ей про куплю-продажу золота?

– Да ведь сами же сказали, чтобы ни ей, ни Олегу о главном не говорить. До приезда на место. И правильно говорили. Еще разболтают или… В общем, пристала она, зачем ехать в Непал? Я ей и скажи, что купим там золото и разбогатеем…

– Так-с, так-с, так-с, – побарабанил пальцами по подлокотнику своего кресла Красовский. – Ты вот что, слышь, я тебя попрошу, в любом случае, согласится она или нет, но ты не говори ей про меня. Ну, о моем участии в деле, слышь, мне не хотелось бы…

– О’кей! – насмешливо прервал его Викентий. – Могила. Но за молчание надо платить. Договоримся так: вам не треть, а четверть от выручки. А молодым – посмотрим по обстоятельствам.

– Ну, Кент, ты динозавр! Заглотнешь и скажешь, что так и было!

После этого начались его, Викентия, мытарства. Сейчас, искоса поглядывая на дремавшую в соседнем кресле на вид девушку-подростка, беззаботно отправившуюся в веселое путешествие, должно быть, с любящими родственниками, Бахтин с удивлением вспоминал, как в те промозглые январские дни в Москве из-за нее переходил от надежды к отчаянию и наоборот. В первые дни, когда ему пришлось относить в химчистку испорченные вещи и дома наводить прежний лоск, выгребая осколки, оттирая ковер и укрепляя на место алебарды, он с ненавистью думал, что легко найдет замену непальской целке и выкинет эту из памяти, как будто ее и не было. Но не тут-то было. Во-первых, совсем не просто подыскать замену Ангелине. Да практически сделать это невозможно. Непальцев вообще оказалось во всей стране раз-два, и обчелся, да еще таких знатоков этой маленькой страны, как Ангелина! И далеко не каждому можно было предложить участие в операции. В итоге получалось, что Гелю им действительно послал Его Величество Случай. И теперь от ее каприза зависело, быть будущему богатству или не быть.

И вместе с этой проблемой возникла и другая. Неожиданно Викентий ощутил возле себя пустоту. Сначала он решил, что это уязвленное самолюбие. Впервые он получил отказ от женщины, да еще в такой форме, что и самому вспоминать противно. Но шли дни, и, несмотря на все старания выжать из себя злобу и ненависть к девушке, его все больше охватывала глухая тоска. Просто привык к ней за последнее время, – успокаивал он себя, – вот и маюсь дурью. Сейчас надо думать не об этой бледной спирохете, а о том, где достать деньги на проезд и путевки! Но как он ни обзывал про себя Гелю, как ни старался уйти в дела, мысль о девушке постоянно свербила его. Он делал несколько попыток поговорить с ней, поджидал у института, у подъезда дома, но, увидев его, девушка круто разворачивалась и быстрым шагом уходила прочь. Не бежать же ему, как мальчишке, вслед за ней! А однажды днем совершенно неожиданно, когда он шел к Михаилу Захаровичу, дверь на звонок отворила Ангелина. Увидев его, она на какое-то мгновение замерла на месте, но затем резко отвернулась и утонула в темноте коммунального коридора. Однако Бахтин успел заметить, что глаза у девушки заплаканные, и вся она непривычно расхристана.

Может, тоже переживает из-за меня, – возникла у него самовлюбленная мысль. – Надо воспользоваться моментом и поговорить сегодня же.

Но его ждало разочарование. Красовский сказал, что у Гели сильно заболела бабушка. Уже изрядно долго болеет. А вчера был приступ. Несколько раз вызывали скорую. Вот девушка сегодня и на работу не пошла.

Викентий захандрил и вскоре отправился домой.

Но недаром Бахтина прозвали Счастливчиком. На следующий день в квартире раздался телефонный звонок. В первый момент, подняв трубку, он даже не поверил своим ушам: звонила Геля. Правда, она тут же оборвала его восторженные вопли и только холодно сказала: Я согласна поехать в Непал. Мне нужны деньги. И положила трубку.

От Михаила Захаровича Викентий узнал, что Гелиной бабушке прописали какие-то сверхдорогие лекарства и рекомендовали лечь в платную клинику, где каждый день обходился умопомрачительно дорого. Но только так, сказали врачи, можно вытащить старушку. Вот почему Геле срочно потребовались большие деньги.

Но как бы то ни было, девушка согласилась. И теперь она дремлет рядом с ним под убаюкивающий гул Боинга.