19.

– Довольный, гад такой – презрительно отозвался о нем Жанас. – От такого ветеринара все бараны со смеху подохнут! От корочки до корочки…

– Зачем вы так, вы же не знаете человека, – сказала Карагоз.

– Пусть не пристает!

Карагоз улыбнулась и спросила:

– Вы драться умеете?

– Зачем драться? – не понял Жанас.

– Если меня бить станут, сможете защитить?

– Зачем тебя бить, за что?

– Неважно. Сможете?

– Конечно! Надо попробовать.

– Тогда пошли! – Карагоз быстро зашагала прочь.

Жанас за ней.

Пришли на рынок, где продавали всё – мяса, овощи, фрукты, битую птицу, живую… А на этом ряду продавали мед. Люди шли мимо прилавка, справлялись о цене, останавливались в конце прилавка, напротив расторопного старичка пчеловода с улицы Подгорная. Торговля шла бойко, цена чуть пониже, чем у других.

– Я же вас просила не продавать мед, – спокойно сказала Карагоз старичку.

Тот не обращал внимания на нее, занят был своей коммерцией.

– Вы слышите? Не продавайте больше, – повторила Карагоз.

Старик покосился на неё. Узнал. Замер. Мед стекал с плошки мимо стеклянной банки прямо на прилавок.

– Опять ты, – прошипел он.

– Забирайте всё и уходите, – отчетливо произнесла Карагоз. – Зачем обманывать людей?

Зашумели, загалдели люди. очередь нарушилась и, любопытствуя, окружил Карагоз.

– Пошла вон! – не выдержал пчеловод.

– Вы же подкармливаете пчел вот этим порошком, – Карагоз извлекла из сумочки пузырек с разноцветной этикеткой и показала всем. – Меду много, а он плохой, ни от какой болезни не помогает…

– Ты смотри, что делается! – зашумел народ.

– Да гнать его!

– То-то я думаю, отчего дешевле?

– Ну. Какой бессовестный пошел народ, а? Ведь детей кормим его медом!

Старик налился лицом, выронил банку.

– Да что ты привязалась, язва эдакая! – с отчаянием вскрикнул старичок и занес плошку над Карагоз.

Жанас перехватил плошку, мед брызнул ему в лицо.

20.

– На кого руку поднимаешь! – крикнул он, слизнув мед со своих губ. – Ты знаешь, кто она?!

Старик дернул плошку, Жанас не удержался, упал на прилавок и сбил эмалированное ведро. Оно покатилось по прилавку, оставляя медовую жижицу. Все ахнули.

– Милиция! – закричал старик.

– Милиция! – закричал Жанас.

Старик стал колотить его липкими кулаками по голове. Жанас дотянулся до него, схватил за грудки и выпрямился. Старик оказался пузом на прилавке.

– Меня по голове?! – возмущался Жанас. – Да еще грязными руками!..

– Милиция! – еще раз взвизгнул старик.

– Зовите, зовите! – Карагоз дрожала от волнения. – И пусть возьмут анализ вашего меда!

– Я прошел анализ, у меня есть разрешение!

– Значит, вы купили анализ! – стояла на своем Карагоз.

– В круг продвигался милиционер.

– Отпусти! – прохрипел старик.

Жанас отпустил. Старик приставил ведро к краю стола и стал сгребать в него растекшийся мед.

– В чем дело, граждане? – спросил милиционер.

Все заговорили наперебой, зашумели, загалдели, одно слово – базар…

– Вот анализ! – кричал старик, размахивая клочком бумаги.

Милиционер прочитал бумажку и вернул старику.

– Ваши документы, молодые люди.

Жанас показал служебное удостоверение. Милиционер удостоверился и вернул книжку.

– У меня нет документов с собой,  дома остались, – сказала Карагоз.

– Ну, хорошо. – Милиционер обернулся к старику: – Какие у вас претензии к покупателям?

– Пусть катятся и не мешают работать, – проворчал тот, переходя на другое место.

– А у вас? – спросил милиционер Жанаса и Карагоз.

– Отвратительный мед! – крикнул Жанас.

– Берите другой, – посоветовал милиционер, – и не скандальте!

Молодые вышли из базара. Подошли к водопроводной колонке. Карагоз нажала на рычаг, Жанас подставил слипшиеся от меда волосы под искрящуюся струю…

В холле института вывесили списки зачисленных и толпа абитуры с тихим волнением шарила глазами по столбикам фамилий. Время от времени упругая тишина взрывалась возгласом торжества. И свеженький первокурсник, работая локтями. Выбирался наружу, спешил на улицу.

21.

Другие же, не найдя своих фамилий, снова и снова принимались штудировать столбики и, окончательно убедившись, нехотя отходил в сторону.

Карагоз не нашла своей фамилии. Потрясенная, она побрела к высокому окну. Отвернулась от яркого света и невидящим взором оглядывала тех, кто застыл у списков.

Мимо проходил Нурекеев. Спросил:

– Как дела сестренка?

Карагоз посмотрела на него печально и тот понял.

– Сколько баллов недобрала?

– Один, – ответила Карагоз и отвела глаза, не в силах сдержать горячие слезы.

– Еще не все потеряно, – сказал Нурекеев. – Я тоже не добрал одного балла, но сдаваться не собираюсь.

Ушел.

Карагоз вышла на улицу и позвонила по телефону-автомату.

– Мне Баттырбекова Жанас можно?

– Он на линии, – ответили на том конце провода.

Карагоз повесила трубку.

Приехала автобусом на вокзал. Откуда ни возьмись собачонки окружили ее и потянулись за ней, радостно виляя хвостом и кусая друг друга за загривки. Карагоз купила пирожки, отошла к парапету. Села на корочки и стала кормить. Обжоры не боялись объесться, у них собачий аппетит. Большой дворняга наблюдал, как другие поедали пирожки. Затем подошел, внимательно поглядел на хмурое лицо девушки и тоже опустил голову. Она протянула ему пирожок. Отказался.

Карагоз поднялась в вагон. Вышла из своего купе тетя Кульпаш.

– Что с тобой, айналайн? На тебе лица нет…

– Я не поступила, тетя Кульпаш. – Карагоз всхлипнула и уткнулась головой в мягкое плечо женщины.

Они вошли в купе. Карагоз опустилась на сиденье. Тетя Кульпаш захлопотала, собирай чай.

– Почему не приняли? – спросила она, усаживаясь напротив.

– Не хватило одного балла. – Карагоз вытерла слезы.

– Смотри как строго. Вроде сдавала неплохо, а не хватило.

– Плохо я сдавала, тетя Кульпаш. По физике тройку еле выпросила, так стыдно…

Тетя Кульпаш пересела к ней, стала гладить хрупкие плечи.

– Перестань. Расплакалась. Прямо все так и пожалели тебя. Не плакать надо, а думать, что дальше делать.

– Что я маме скажу? И вообще, как я вернусь домой? Султан-ага так верил.

– Такого человека не принять! – воскликнула тетя Кульпаш. – Им один балл нужен, два будет! – пригрозила она. Встала и дрожащей рукой наполнила чаем пиалы. – Вон твои обжоры уже тут…

22.

За окном собаки с большим нетерпением ожидали свою кормилицу Карагоз. Увидев их, она сильнее заплакала и сунула голову под подушку.

Гривастый дворняга, высоко задрав голову, прислушался к еле слышному плачу Карагоз.

Вечером, сидя на розиной кровати и сложив кулачки на коленях, слушала разговор, который доносился из комнаты бабушки Назиры.

– … Я никогда, бабушка, не просила вас, это первый и последний раз – говорила Роза. – Что вам стоит позвонить этому ректору, пусть пересмотрит ее документы. Какого-то несчастного балла не хватило!

Бабушка молчала. Из кухни неслышно появилась тетя Кульпаш и поддержала Розу:

– Позвоните, мама, объясните, что произошла ошибка, нужно принять человека в институт. Они не пожалеют.

– Она три года назад закончила школу, – вставила Роза.

– Экзамены есть экзамены, – отрезала бабушка. – Если все будут звонить ректору, просить, чтобы приняли, зачем тогда экзамены? Пусть сразу звонят!

– Бабушка, – продолжала Роза, – вы же хорошо знаете ректора. Что тут такого, если позвоните?

– Всю жизнь была против всяких блатов и знакомств, а теперь же сама? Не стану звонить. Звоните сами.

– Если бы вы знали, как другие поступают!

– От них толку не будет, зря государство на них тратится, – сказала бабушка.

– Но Карагоз должна учиться! – сказала Роза.

– Вот пусть и докажет. В следующий раз, – ответила бабушка. – Сама потом будет рада, что своими силами поступила. Хороший специалист из нее получится. И главное – совесть чиста!

– Причем тут совесть, бабушка?

– А при том, что это было и будет главным в человеке. Если ты считаешь иначе, я и разговаривать с тобой не хочу! – Бабушка нервно побила большими руками по краям одеяла. Затем энергично провела пальцами по седым волосам, разлитым на белой подушке.

Карагоз стала собирать чемодан. Пришла

Пришла Роза и всплеснула руками:

– Ну, скажи, зачем тебе возвращаться в вагон? Чем плохо у нас?

– Жанас очень просил… Сказал, что больше не будет.

– Вот влипла!..

На следующий день Карагоз пришла в институт забирать документы. Опустели коридоры, из кабинета в кабинет торопились педагоги и ассистенты, вид у них деловой. Абитуриенты-неудачники с папками документов покидали неуютные коридоры.

Встретился Нурекеев. Держа тощенькую папку подмышкой, он остановился перед Карагоз.

– Тоже за документами? Я уже забрал… Как назло все знакомые в отпуске, – сказал он. Зачем я в это институт поступал, только время потерял…

Карагоз ничего не сказала.

– У меня спортивный разряд и то не помогло – пожаловался Нурекеев. – Может, в физкультурный податься?

– Идите в физкультурный, – согласилась Карагоз.

– И надо же! Что-что, а физику я знал от корочки до корочки… Или в педагогический пойти, оценки неплохие, а?

– Идите в педагогический.

– А ты что решила?

– Мне нужно в этот институт поступить.

– Ясно. У тебя, наверное, кто-то есть, – предположил Нурекеев.

Карагоз печально улыбнулась и прошла дальше. Вошла в комнату ассистентов. Секретарь приемной комиссии Зоя Константиновна просмотрела документы Карагоз, оценки в экзаменационном листе, хотела было подать ей папку, но в последний момент раздумала.

– Обидно, – сказала она. – Три года стажа…

Карагоз вздохнула.

– Я на следующий год приеду.

– Постой-ка… – Зоя Константиновна направилась в дальний угол к другой женщине. Раскрыла документы, посоветовалась о чем-то, кивая на Карагоз. Вернулась, протянула папку и сказала: – Иди к ректору. Объясни ему всё толком, он поймет. Чего скисла?

Карагоз взяла папку и с благодарностью улыбнулась доброй женщине.