19.
– Довольный, гад такой – презрительно отозвался о нем Жанас. – От такого ветеринара все бараны со смеху подохнут! От корочки до корочки…
– Зачем вы так, вы же не знаете человека, – сказала Карагоз.
– Пусть не пристает!
Карагоз улыбнулась и спросила:
– Вы драться умеете?
– Зачем драться? – не понял Жанас.
– Если меня бить станут, сможете защитить?
– Зачем тебя бить, за что?
– Неважно. Сможете?
– Конечно! Надо попробовать.
– Тогда пошли! – Карагоз быстро зашагала прочь.
Жанас за ней.
Пришли на рынок, где продавали всё – мяса, овощи, фрукты, битую птицу, живую… А на этом ряду продавали мед. Люди шли мимо прилавка, справлялись о цене, останавливались в конце прилавка, напротив расторопного старичка пчеловода с улицы Подгорная. Торговля шла бойко, цена чуть пониже, чем у других.
– Я же вас просила не продавать мед, – спокойно сказала Карагоз старичку.
Тот не обращал внимания на нее, занят был своей коммерцией.
– Вы слышите? Не продавайте больше, – повторила Карагоз.
Старик покосился на неё. Узнал. Замер. Мед стекал с плошки мимо стеклянной банки прямо на прилавок.
– Опять ты, – прошипел он.
– Забирайте всё и уходите, – отчетливо произнесла Карагоз. – Зачем обманывать людей?
Зашумели, загалдели люди. очередь нарушилась и, любопытствуя, окружил Карагоз.
– Пошла вон! – не выдержал пчеловод.
– Вы же подкармливаете пчел вот этим порошком, – Карагоз извлекла из сумочки пузырек с разноцветной этикеткой и показала всем. – Меду много, а он плохой, ни от какой болезни не помогает…
– Ты смотри, что делается! – зашумел народ.
– Да гнать его!
– То-то я думаю, отчего дешевле?
– Ну. Какой бессовестный пошел народ, а? Ведь детей кормим его медом!
Старик налился лицом, выронил банку.
– Да что ты привязалась, язва эдакая! – с отчаянием вскрикнул старичок и занес плошку над Карагоз.
Жанас перехватил плошку, мед брызнул ему в лицо.
20.
– На кого руку поднимаешь! – крикнул он, слизнув мед со своих губ. – Ты знаешь, кто она?!
Старик дернул плошку, Жанас не удержался, упал на прилавок и сбил эмалированное ведро. Оно покатилось по прилавку, оставляя медовую жижицу. Все ахнули.
– Милиция! – закричал старик.
– Милиция! – закричал Жанас.
Старик стал колотить его липкими кулаками по голове. Жанас дотянулся до него, схватил за грудки и выпрямился. Старик оказался пузом на прилавке.
– Меня по голове?! – возмущался Жанас. – Да еще грязными руками!..
– Милиция! – еще раз взвизгнул старик.
– Зовите, зовите! – Карагоз дрожала от волнения. – И пусть возьмут анализ вашего меда!
– Я прошел анализ, у меня есть разрешение!
– Значит, вы купили анализ! – стояла на своем Карагоз.
– В круг продвигался милиционер.
– Отпусти! – прохрипел старик.
Жанас отпустил. Старик приставил ведро к краю стола и стал сгребать в него растекшийся мед.
– В чем дело, граждане? – спросил милиционер.
Все заговорили наперебой, зашумели, загалдели, одно слово – базар…
– Вот анализ! – кричал старик, размахивая клочком бумаги.
Милиционер прочитал бумажку и вернул старику.
– Ваши документы, молодые люди.
Жанас показал служебное удостоверение. Милиционер удостоверился и вернул книжку.
– У меня нет документов с собой, дома остались, – сказала Карагоз.
– Ну, хорошо. – Милиционер обернулся к старику: – Какие у вас претензии к покупателям?
– Пусть катятся и не мешают работать, – проворчал тот, переходя на другое место.
– А у вас? – спросил милиционер Жанаса и Карагоз.
– Отвратительный мед! – крикнул Жанас.
– Берите другой, – посоветовал милиционер, – и не скандальте!
Молодые вышли из базара. Подошли к водопроводной колонке. Карагоз нажала на рычаг, Жанас подставил слипшиеся от меда волосы под искрящуюся струю…
В холле института вывесили списки зачисленных и толпа абитуры с тихим волнением шарила глазами по столбикам фамилий. Время от времени упругая тишина взрывалась возгласом торжества. И свеженький первокурсник, работая локтями. Выбирался наружу, спешил на улицу.
21.
Другие же, не найдя своих фамилий, снова и снова принимались штудировать столбики и, окончательно убедившись, нехотя отходил в сторону.
Карагоз не нашла своей фамилии. Потрясенная, она побрела к высокому окну. Отвернулась от яркого света и невидящим взором оглядывала тех, кто застыл у списков.
Мимо проходил Нурекеев. Спросил:
– Как дела сестренка?
Карагоз посмотрела на него печально и тот понял.
– Сколько баллов недобрала?
– Один, – ответила Карагоз и отвела глаза, не в силах сдержать горячие слезы.
– Еще не все потеряно, – сказал Нурекеев. – Я тоже не добрал одного балла, но сдаваться не собираюсь.
Ушел.
Карагоз вышла на улицу и позвонила по телефону-автомату.
– Мне Баттырбекова Жанас можно?
– Он на линии, – ответили на том конце провода.
Карагоз повесила трубку.
Приехала автобусом на вокзал. Откуда ни возьмись собачонки окружили ее и потянулись за ней, радостно виляя хвостом и кусая друг друга за загривки. Карагоз купила пирожки, отошла к парапету. Села на корочки и стала кормить. Обжоры не боялись объесться, у них собачий аппетит. Большой дворняга наблюдал, как другие поедали пирожки. Затем подошел, внимательно поглядел на хмурое лицо девушки и тоже опустил голову. Она протянула ему пирожок. Отказался.
Карагоз поднялась в вагон. Вышла из своего купе тетя Кульпаш.
– Что с тобой, айналайн? На тебе лица нет…
– Я не поступила, тетя Кульпаш. – Карагоз всхлипнула и уткнулась головой в мягкое плечо женщины.
Они вошли в купе. Карагоз опустилась на сиденье. Тетя Кульпаш захлопотала, собирай чай.
– Почему не приняли? – спросила она, усаживаясь напротив.
– Не хватило одного балла. – Карагоз вытерла слезы.
– Смотри как строго. Вроде сдавала неплохо, а не хватило.
– Плохо я сдавала, тетя Кульпаш. По физике тройку еле выпросила, так стыдно…
Тетя Кульпаш пересела к ней, стала гладить хрупкие плечи.
– Перестань. Расплакалась. Прямо все так и пожалели тебя. Не плакать надо, а думать, что дальше делать.
– Что я маме скажу? И вообще, как я вернусь домой? Султан-ага так верил.
– Такого человека не принять! – воскликнула тетя Кульпаш. – Им один балл нужен, два будет! – пригрозила она. Встала и дрожащей рукой наполнила чаем пиалы. – Вон твои обжоры уже тут…
22.
За окном собаки с большим нетерпением ожидали свою кормилицу Карагоз. Увидев их, она сильнее заплакала и сунула голову под подушку.
Гривастый дворняга, высоко задрав голову, прислушался к еле слышному плачу Карагоз.
Вечером, сидя на розиной кровати и сложив кулачки на коленях, слушала разговор, который доносился из комнаты бабушки Назиры.
– … Я никогда, бабушка, не просила вас, это первый и последний раз – говорила Роза. – Что вам стоит позвонить этому ректору, пусть пересмотрит ее документы. Какого-то несчастного балла не хватило!
Бабушка молчала. Из кухни неслышно появилась тетя Кульпаш и поддержала Розу:
– Позвоните, мама, объясните, что произошла ошибка, нужно принять человека в институт. Они не пожалеют.
– Она три года назад закончила школу, – вставила Роза.
– Экзамены есть экзамены, – отрезала бабушка. – Если все будут звонить ректору, просить, чтобы приняли, зачем тогда экзамены? Пусть сразу звонят!
– Бабушка, – продолжала Роза, – вы же хорошо знаете ректора. Что тут такого, если позвоните?
– Всю жизнь была против всяких блатов и знакомств, а теперь же сама? Не стану звонить. Звоните сами.
– Если бы вы знали, как другие поступают!
– От них толку не будет, зря государство на них тратится, – сказала бабушка.
– Но Карагоз должна учиться! – сказала Роза.
– Вот пусть и докажет. В следующий раз, – ответила бабушка. – Сама потом будет рада, что своими силами поступила. Хороший специалист из нее получится. И главное – совесть чиста!
– Причем тут совесть, бабушка?
– А при том, что это было и будет главным в человеке. Если ты считаешь иначе, я и разговаривать с тобой не хочу! – Бабушка нервно побила большими руками по краям одеяла. Затем энергично провела пальцами по седым волосам, разлитым на белой подушке.
Карагоз стала собирать чемодан. Пришла
Пришла Роза и всплеснула руками:
– Ну, скажи, зачем тебе возвращаться в вагон? Чем плохо у нас?
– Жанас очень просил… Сказал, что больше не будет.
– Вот влипла!..
На следующий день Карагоз пришла в институт забирать документы. Опустели коридоры, из кабинета в кабинет торопились педагоги и ассистенты, вид у них деловой. Абитуриенты-неудачники с папками документов покидали неуютные коридоры.
Встретился Нурекеев. Держа тощенькую папку подмышкой, он остановился перед Карагоз.
– Тоже за документами? Я уже забрал… Как назло все знакомые в отпуске, – сказал он. Зачем я в это институт поступал, только время потерял…
Карагоз ничего не сказала.
– У меня спортивный разряд и то не помогло – пожаловался Нурекеев. – Может, в физкультурный податься?
– Идите в физкультурный, – согласилась Карагоз.
– И надо же! Что-что, а физику я знал от корочки до корочки… Или в педагогический пойти, оценки неплохие, а?
– Идите в педагогический.
– А ты что решила?
– Мне нужно в этот институт поступить.
– Ясно. У тебя, наверное, кто-то есть, – предположил Нурекеев.
Карагоз печально улыбнулась и прошла дальше. Вошла в комнату ассистентов. Секретарь приемной комиссии Зоя Константиновна просмотрела документы Карагоз, оценки в экзаменационном листе, хотела было подать ей папку, но в последний момент раздумала.
– Обидно, – сказала она. – Три года стажа…
Карагоз вздохнула.
– Я на следующий год приеду.
– Постой-ка… – Зоя Константиновна направилась в дальний угол к другой женщине. Раскрыла документы, посоветовалась о чем-то, кивая на Карагоз. Вернулась, протянула папку и сказала: – Иди к ректору. Объясни ему всё толком, он поймет. Чего скисла?
Карагоз взяла папку и с благодарностью улыбнулась доброй женщине.
